Исчез из виду дом с праздничной гирляндой, осталась позади деревенька. Полозья саней легко скользили по заснеженной дороге, отороченной по бокам мохнатыми елями. Посеревшее в сумерках небо казалось таким низким, что казалось, протяни руку — коснешься кончиками пальцев.
— Вы, Гала, очень интересная девушка. Жаль, что мне завтра уезжать. Хотелось бы узнать вас поближе.
Широким жестом Марсель обхватил ее за спину, прижал к себе: на близком расстоянии в его дыхании чувствовался алкоголь — не легкий, как от вина, другой, вероятно, он пил нечто крепче, чем глинтвейн.
— Может, подаришь мне праздник напоследок, Gala?
Она увидела его потемневшие глаза прямо перед собой, инстинктивно дернула головой в сторону и тут же почувствовала, как его мягкие теплые губы, коснувшись ее шеи, обхватили нежную мочку ее уха. Она слышала его учащенное дыхание, ощущала влагу его скользких губ и вдруг начала дрожать, как скаковая лошадь перед забегом, — она чувствовала, как в ней поднимается странное, неведомо откуда взявшееся возбуждение и в то же время необоримое отвращение. Вытянув перед собой руки, она оперлась о его грудь, оттолкнула.
— Как вы смеете!
Он отстранился от нее. Галя видела его лицо: застывшее, как поверхность пруда за ледяной толщей, и только пунцовые губы кривились в едкой усмешке.
Галя почувствовала себя неуютно. Зачем она здесь? Почему этот для нее чужой человек рядом? Все показалось ей нелепым: санная прогулка, танец с местным парнем, странный будоражащий поцелуй… Она притронулась рукой к прохладной мочке своего уха. Отчего-то ей вспомнилась женщина с яркими, будто измазанными кровью губами.
— Кем вам приходится женщина, с которой вы разговаривали там? — Она махнула рукой куда-то в сторону.
— Вы это о ком? — неожиданно бодро подхватил разговор Марсель.
— Ну та, в таверне.
— Ах, вы о Мисси? Я не думал, что застану ее. Мы… ну как вам, барышня, сказать… мы просто знакомые. Кстати, Мисси тоже русская. Лечилась где-то здесь поблизости, а как выздоровела, не нашла в себе силы вернуться домой.
— Как так?
— Очень просто. Думаете, мне не страшно возвращаться? В этих горах жизнь воспринимается совсем иначе, чем там, внизу. Мы начинаем относиться к своей особе, к своей уникальной жизни как к чему-то ценному. Тот, кто смотрел в глаза смерти, не будет цепляться за всякие условности, предписанные обществом. Пока живешь здесь, обретаешь умиротворенность. Всякую малую радость воспринимаешь как дар небес. — Он посмотрел на нее глубоким, обволакивающим взглядом. У нее достало смелости не отвести глаз. — Я восхищался вами, пока вы танцевали. Танец — это как заниматься любовью: либо отдаешься полностью, либо не получаешь удовольствия. — Приблизив свое лицо к ее лицу, он прошептал, перейдя на тот интимный, доверительный тон, что сделал его переход на «ты» вполне естественным. — Мы с тобой из одной стаи.
— Достаточно на сегодня пошлостей, — передернула она плечом, но ее ярко блестящие, будто отражающие свет луны глаза говорили о заинтересованности.
— Разве тебе не хочется наслаждаться жизнью в полной мере?! Я же вижу, что ты не из тех, кто смиряется. И не дура, чтобы выдувать мыльные пузыри. Иллюзии — те же пузыри с красивой, играющей всеми красками, но очень тонкой оболочкой. Бах, и нет ничего, только брызги, как от плевка.
Он смолк. По наступившей напряженной паузе она поняла, что он готовится сказать ей нечто важное.
— Ты знаешь, что стало с твоей подружкой? Как ее звали… С круглыми такими глазами, как у совы. Она еще письма домой каждый день отправляла.
— Вы о ком? О Лиде?
— Ну да, наверное, ее так звали. Лида… Лучше, если ты от меня узнаешь. Я просто хочу, чтоб ты все правильно поняла.
Галя глубоко вдохнула: лесной свежий запах окружал ее — тяжелые ветви елей, занавесями ниспадающие в темноте, источали слабый хвойный аромат. Ей вдруг вспомнились еловые ветки, следами лапок оставленные на московской утрамбованной многими ногами снежной дороге после похорон одноклассницы.
— Живешь, мучаешься, страдаешь или, наоборот, веселишься и радуешься, а потом… гвозди по деревянным доскам — и ничего, пустота, — задумчиво произнес Марсель. — Как ты думаешь, что нас ожидает после смерти?
— Лида умерла? — догадалась Галя, и все ее тело сжалось, как в ожидании боли.
— Ты верующая? Я видел на тебе крестик. Помолись за нее. Наша Лида сейчас в чистилище.
— У православных нет чистилища. Лида — наивная душа, таким уготовано место в раю, — неуверенно произнесла она. — Когда ее не стало? Почему от меня скрыли?