Наконец-то Обвалов смог его как следует рассмотреть. Внешность цирюльника как нельзя лучше соответствовала голосу. Мужчина лет шестидесяти был высокого роста, подтянут и аккуратен. С белым строгим костюмом и ослепительно белой рубашкой контрастировали черные штиблеты и галстук-бабочка. Волосы, посеребренные проседью, и густые усы, также с сединой, придавали ему вид благородный и значительный. Серые с поволокой глаза человека, много повидавшего и давно уже во всем разочаровавшегося, смотрели спокойно и грустно. На лице навсегда отпечаталось выражение томной усталости.
– Никита Сергеевич, – представился цирюльник.
– Вениамин Ральфович, – отрекомендовался Обвалов.
– Вы друг Сида? – вежливо поинтересовался Никита Сергеевич.
– Смею надеяться, что да, – слегка наклонил голову Вениамин. – Хотя познакомились мы не так давно.
– Приятно слышать правильный коренной язык, а не уродливый старжик, – улыбнулся одними губами Никита Сергеевич. – Смею предположить, вы не местный?
Вениамин не успел ничего ответить.
– Эй, где вы? – раздался голос Сида, который успел пройти в зал.
– Прошу вас, – Никита Сергеевич вежливо протянул руку, предлагая гостю войти первым.
Быстро улыбнувшись в знак благодарности, Вениамин переступил порог.
Небольшой парикмахерский зал был залит ярким светом. Напротив зеркальной стены стояли два специально оборудованных кресла. Вениамин обратил внимание на то, что степень автоматизации рабочих мест была минимальной. На других планетах Обвалову доводилось видеть парикмахеров, делающих прически своими руками, с помощью расчески и ножниц, но услуги таких мастеров стоили огромных денег. Заведение же, в котором он оказался благодаря Сиду, не производило впечатления процветающего.
Окинув помещение взглядом, Вениамин понял, почему в ночное время город выглядел нежилым. Окна были закрыты черными пластиковыми занавесами. Скатанные в рулон, они крепились на верхнем крае оконной рамы. Чтобы опустить их, достаточно было потянуть за колечко, которое затем фиксировалось в зажиме на подоконнике. Через плотный занавес не мог проскользнуть ни единый лучик, даже если все помещение утопало в потоках света. Возможно, это была всего лишь местная традиция. Но Вениамин решил, что жители Веритаса поступали таким образом, чтобы не привлекать лишний раз внимание джанитов, – как известно, честный человек не страдает бессонницей.
Сид уже расположился в одном из парикмахерских кресел. Никиту Сергеевича покоробило столь пренебрежительное отношение к священному для него месту, но, как человек интеллигентный, он промолчал, только нос недовольно наморщил. Но Сид этого не заметил.
– Это то самое место, которое ты искал, – сказал он, обращаясь к Вениамину, и широким хозяйским жестом развел руки в стороны. – Ну как?
Взгляд Вениамина скользнул по стенам, по зеркалам, по белому потолку с пластиковой имитацией лепнины, по закрытому светонепроницаемым занавесом окну, по полу, покрытому искусственным паркетом, и остановился на блестящей перламутровой ручке фена.
– Я полагаю, завтра сюда придут люди, – сказал он, обращаясь главным образом к Никите Сергеевичу.
– Увы, – скорбно вздохнул цирюльник. – Посетители к нам заглядывают нечасто.
– И все же, – Вениамин испытывал некоторое смущение, плохо представляя себе роль цирюльника во всей этой истории и не зная, можно ли говорить, по какому случаю он в компании с Сидом решил нанести ему визит, – быть может, наше общество будет для вас обременительно?
На губах Никиты Сергеевича появилась мягкая всепрощающая улыбка.
– Я рад вас видеть, – произнес он с придыханием. – В особенности Сида, – парикмахер посмотрел на развалившегося в кресле парня так, словно тот был его незаконнорожденным, но все равно любимым сыном. – Поскольку полагал, что он сейчас находится в тюрьме.
– Так бы оно и было, не объявись в «Ультима Эсперанца» Вениамин Ральфович! – Сид с воодушевлением хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. – Послушайте, Никита Сергеевич, нам нужно где-то отсидеться пару дней, ну, может быть, чуть дольше. У вас же сейчас никого, кроме деда, нет?
Вениамин удивленно приподнял бровь – оказывается, Сид умел изъясняться на коренном языке.
– Вы тоже без идентификатора? – посмотрел на гостя цирюльник.
Вениамин улыбнулся и развел руками, как будто извиняясь за допущенную оплошность.
– И вы, как я понимаю, не оллариушник? – задал еще один вопрос Никита Сергеевич.
– Нет, – отрицательно качнул головой Вениамин.
– Ну что ж, в таком случае, я думаю, вам будет о чем поговорить с Владимиром Ильичом.
Парикмахер подошел к зеркальной стене, нажал потайную кнопку, спрятанную за подставкой для инструментов, и часть стены беззвучно ушла в сторону, открывая ведущий вниз темный проход.
– Я скоро вернусь, – сказал Никита Сергеевич и скрылся во тьме.
Вениамин посмотрел на Сида, ожидая объяснений.
– Все в порядке, Вениамин Ральфович, – ободряюще подмигнул ему Сид. – Никита Сергеевич, хотя и сноб, но мужик свой.
– Кто он такой? – спросил Вениамин.
– По слухам, когда-то он был важной персоной при дворе графа Ван-Звенчика, – Сид подался вперед и стал говорить тише: – Потом, когда Ван-Звенчик пытался захватить власть в системе Вогвана, Никита Сергеевич командовал армией влахов. Ну, а после с ним какая-то странная история приключилась. Дед уверен, что Никита Сергеевич перегрелся на солнце. Сам же он твердит, что просто утомился. Короче, бросил все, прилетел на Веритас и открыл здесь парикмахерскую. Он считает, что Великий Магистр неверно толкует Оллариу и поэтому все на Веритасе идет наперекосяк. А спасти оллариушников может только переход из-под власти Ордена к монархическому правлению. Дед говорит, – Сид перешел на едва слышный шепот, – что Никита Сергеевич сам хочет стать императором Веритаса.
– К этому существуют предпосылки? – спросил Вениамин.
– Кто его знает, – пожал плечами Сид. – Никита Сергеевич уверяет, что на Веритасе существует тайная партия монархистов. Правда, кроме него, я ни одного члена этой партии не знаю. Дед говорит…
Сид умолк на полуслове, глядя Вениамину за спину.
Вениамин обернулся. В проходе меж зеркальных стен стоял человек невысокого роста, одетый в домашнюю курточку из темно-зеленого плюша и помятые штаны. На ногах разноцветные тапочки: на левой ноге – красный, на правой – синий.
– Дед – это я, – неприветливо буркнул новый персонаж, появившийся на сцене, каковой в данный момент являлся парикмахерский зал. – А тебе, Сид, я все время твержу: болтовня до добра не доведет.
С недоумевающим видом парень откинулся на спинку кресла.
– Это ты к чему, дед?
– К чему, к чему, – недовольно проворчал тот, кого Сид называл дедом. – Будто сам не знаешь.
– Это он, между прочим, насчет тебя, – усмехнулся, посмотрев в сторону Вениамина, Сид. – Боится, что следом за тобой сюда джаниты нагрянут. У нашего деда эта… Как ее?.. – Сид пару раз щелкнул пальцами, пытаясь вспомнить нужное слово.
– Паранойя, – подсказал вышедший из потайного хода Никита Сергеевич.
– Точно – паранойя! – радостно хлопнул ладонью по подлокотнику Сид.
Вопреки опасениям Вениамина, деда такой диагноз ничуть не обидел.
– Лучше быть живым параноиком, – с гордым видом вскинул он подбородок, – чем мертвым дураком!
– Не обращайте внимания, – Никита Сергеевич улыбнулся Вениамину – в целом по-доброму, но все же с некоторым чувством собственного превосходства.
– Хорошо, не буду, – согласился Вениамин.
– Между прочим, дед, – с упреком заметил Сид, – если бы не Вениамин Ральфович, спал бы я сейчас на лежаке в «Ультима Эсперанца». Или, что скорее всего, с тоской пялился бы в потолок, потому что завтра меня должны были отправить на Мусорный остров.
– А! – с показным безразличием махнул рукой дед. – Ты все одно рано или поздно там окажешься.
– Что меня удивляет, – решил сказать свое слово Вениамин, – так это то, что все вы говорите на превосходном коренном языке.
– Старжик – язык плебса, – презрительно скривил губы Никита Сергеевич.