Теперь он уже был совершенно уверен – Вениамин знает, что делает.
Вениамин забрал у Сида кольцо с ключами и снял с него общий для дверей всех камер.
– Господа! – обращаясь одновременно ко всем запертым в клетках арестантам, громко произнес Вениамин. – Ежели у кого-то есть острая потребность выйти на свободу, я готов предоставить ему такую возможность!
– Давай сюда! – раздался крик из ближайшей камеры.
– Прошу вас, – Вениамин положил ключ в протянутую сквозь решетку ладонь.
Дальнейшая судьба ключа его не интересовала. Поскольку он примерно представлял, что должно произойти. Человеку свойственно не только ошибаться, но еще и испытывать чувство опьянения. Ингредиенты, вызывающие это ощущение (которое, в зависимости от дозы и степени чистоты исходного состава, может быть как восхитительным, так и омерзительным), самые разнообразные и не всегда поддаются учету. Одной из составных частей коктейля, способного на время лишить человека разума, является свобода. И, что особенно любопытно, чем она призрачнее, тем более сильное воздействие может оказать на человеческий разум. Вениамин не сомневался, что, как только первый заключенный, получивший от него ключ, выберется из клетки, к нему потянутся десятки рук внезапно взалкавших свободы пленников. И ведь ни один из них даже не подумает при этом, что, для того чтобы действительно оказаться на свободе, им предстоит с боем прорваться сквозь несколько решеток, сломить сопротивление гвардии вооруженных джанитов и под конец снести тюремные ворота.
В отличие от окрыленных эфемерной надеждой безумцев, Вениамин не тешил себя несбыточными мечтами. Он шел по пути воина, а потому точно знал, что делает, и не сомневался в успехе.
Джаниты попытались было снова выглянуть из дежурки, но Вениамин заставил их скрыться, выстрелив почти не целясь. Он был уверен, что надзиратели уже связались с тюремным управлением и доложили о мятеже во втором блоке. Но, примерно представляя ход мыслей тех, кому предстояло принимать решение, Обвалов почти не сомневался в том, что приказ о штурме мятежного блока отдан не будет. В этом не было смысла – вырвавшимся из камер заключенным некуда было податься, кроме как вниз. А на первом этаже, за перекрывшей коридор решеткой, их будут ждать джаниты, готовые открыть огонь по бунтовщикам.
Добежав до дежурки, Вениамин дважды выстрелил в дверь, в душе надеясь, что никто из надзирателей не догадался подпереть ее спиной. Выбив дверь ногой, он влетел в дежурку и с ходу ударил рукояткой пистолета в челюсть подвернувшегося под руку джанита. Надзиратель упал, а Вениамин, развернувшись, направил пистолет в лоб его напарнику, стоявшему у стены и тоже целившемуся в него из пистолета, который он держал обеими руками.
– Брось, – посоветовал Вениамин.
Джанит не был трусом, но он был здравомыслящим человеком, а потому, помедлив какое-то время – не более, чем требовалось для того, чтобы соблюсти приличие, – он опустил руки и выронил пистолет на пол.
– Снимай куртку, – приказал джаниту Вениамин. – Раздевай второго, – велел он замершему в дверях Сиду.
Парень тут же кинулся выполнять приказ.
Джанит тоже не заставил себя долго ждать – скинул куртку и протянул ее Вениамину.
Сиду куртка из черного кожзама оказалась великовата – висела на узких плечах, как на вешалке, – а козырек кепи сползал на глаза. Но, в конце концов, не на строевой же смотр они собирались.
– Идем, – кивнул Сиду Вениамин.
Не двигаясь с места, парень смотрел на Вениамина взглядом, полным недоумения.
– Инчэ? – недовольно взмахнул рукой Вениамин.
– А эти? – Сид взглядом указал на джанитов. – Ты шо ж, так их и оставишь?
– А ты шо, хочешь, шобы я их грохнул?
– Ну…
Парень сделал жест рукой, давая понять, что не имел бы ничего против, если бы Вениамин именно так и поступил.
– Сид, – с укоризной покачал головой Вениамин. – Хай ты и в самом деле Порочный.
Сид ничего не ответил, только обиженно поджал губы.
– Дай-ка пуляк.
Вениамин забрал у Сида пистолет, который тот уже успел подхватить с пола, и вынул из него магазин. Магазин он сунул в карман, а пистолет кинул в дальний угол комнаты.
– Мне тоже нужен пуляк, – угрюмо буркнул Сид.
– Иди, – Вениамин подтолкнул парня к выходу. – Да, чуть не забыл, – обернувшись, посмотрел он на джанита, который, судя по выражению лица, все еще не был уверен в том, что остался жив. – Где журнал?
– Какой журнал? – растерянно произнес джанит.
– С мишкой на обложке, – объяснил Вениамин. – Тот, что ты смотрел, когда я заходил сюда в прошлый раз.
– В столе, – едва слышно произнес джанит.
Похоже, он был уверен в том, что это хитрая уловка вооруженного бандита, который только искал повод, чтобы разрядить в него пистолет.
Вениамин достал из стола журнал с рыжим плюшевым мишкой на обложке. Журнал назывался «Мягкая игрушка». Обвалов выписывал этот журнал, но последний номер еще не видел – редко доводилось бывать дома. А электронная версия – это совсем не то, что пахнущий типографской краской и мягко шуршащий под пальцами бумажный журнал.
Вениамин показал журнал джаниту:
– Не возражаешь, если я возьму?
Джанит, по-прежнему пребывающий в полной уверенности, что над ним утонченно издеваются, тем не менее нашел в себе силы качнуть головой.
– Аригато, – улыбнулся Вениамин и, сунув журнал под куртку, выбежал из дежурки.
– Зачем тебе журнал? – спросил удивленный Сид.
– Я коллекционирую плюшевых мишек, – ответил Вениамин.
Сид снова обиженно поджал губы – ответ Вениамина трудно было расценивать иначе, как насмешку.
Вениамина мало интересовало душевное состояние напарника. Даже обиженный Сид был в состоянии быстро и точно выполнять команды, а большего от него и не требовалось.
У двери на лестницу уже толпились, возбужденно толкая друг друга, человек пятьдесят арестантов, выбравшихся из камер в погоне за призрачной надеждой обрести свободу. По отношению к ним Вениамин не испытывал ни сочувствия, ни жалости. Он всего лишь предоставил им право сделать выбор, но при этом не задавал направление. Прежде чем выбрать путь, человек, наделенный хотя бы толикой разума, должен оценить свои возможности и десять раз подумать о том, сумеет ли он пройти по нему до конца. Бросив взгляд в сторону камер, большинство из которых теперь были пусты, Вениамин отметил, что некоторым из арестантов хватило все же здравомыслия остаться в клетках. Окажись все такими дальновидными, это сильно осложнило бы воплощение в жизнь Вениаминова плана. По счастью, до сих пор во Вселенной не ощущалось недостатка в самоуверенных болванах, каждый из которых свято верил, что мир вращается именно вокруг его пупка. Хотя, казалось бы, при такой приверженности активным действиям их поголовье давно должно было пойти на убыль.
Из толпы вынырнул тот самый тип, что первым забрал у Вениамина ключ от камеры.
– Открывай дверь! – потребовал он в категоричной форме.
Это было именно требование, а не просьба. Но Вениамин только мило улыбнулся в ответ – он вообще любил улыбаться и делал это при каждом удобном случае.
– Конечно.
Сид с недоумением смотрел на то, как Вениамин снимает с пояса кольцо с ключами и отдает его обритому наголо верзиле с татуировкой возле левого уха, изображавшей вставшего на задние лапы медведя.
Бритый оскалил большие желтые зубы в подобии улыбки и кинул ключи невысокому рыжему типу, который тотчас же принялся отпирать ими дверь.
– Мне еще и пуляк нужен, – сказал Вениамину бритоголовый.
Обвалов смерил собеседника изучающим взглядом. До сих пор бритоголовый не вызывал у него интереса – он был всего лишь инструментом, чем-то вроде консервного ножа, которым нужно воспользоваться, чтобы добраться до деликатеса. Но сейчас, когда бритоголовый потребовал пистолет, Вениамин почувствовал, что ручка консервного ножа перепачкана жиром. Это было неприятно.
Вениамин посмотрел верзиле в глаза. Взгляд бритоголового нервно дернулся из стороны в сторону. Глядя на своего визави, Вениамин пытался отыскать в его облике хотя бы одну, пусть самую незначительную и никому другому не заметную черточку, которая не вызывала бы отвращения. Стоявший перед ним верзила не был похож на идейного борца за свободу и справедливость – скорее уж, на мелкого жулика, пытавшегося корчить из себя ушлого бандюка. И все бы ничего – морда широкая, нижняя челюсть будто у орангутанга, скошенный лоб, выступающие надбровные дуги, здоровенные уши, торчащие в стороны, – классический неандерталец, – вот только взгляд у него был слишком суетливый.