Идти сквозь пожар в современной броне — занятие скорее нервное, чем опасное. Чувствуешь себя этакой саламандрой и только удивляешься между делом, каким странным образом сложилась жизнь, что ты докатился до огненного существования. Горит земля под ногами, горит вода, воздух вокруг тебя, а в камни, кажущиеся твердыми, проваливаешься по щиколотку. Странно наступать на камни, в которые проваливаешься… И черные, жирные, лохматые хлопья дыма, что поднимаются над головой и собираются в беспросветные тучи. Приходится рукой стирать копоть с забрала шлемофона, хотя по всем правилам делать это не рекомендуется — забрало вроде как самоочищающееся.
(До сих пор не пойму, откуда взялось это архаичное название — забрало. Не иначе конструкторы брони переиграли в компьютерные игрушки про войну. Думали о чем–то вроде благородных рыцарских поединков с применением грави–движителей. В таком случае, они крепко ошиблись в своих надеждах!)
Я не знаю, как будет в аду, щедро обещаемом Пастырем всем без исключения маловерам и прочим нехристям, но догадываюсь, что приблизительно так же. Те же условия ограниченной видимости при переизбытке теплового фона, от которого зашкаливают все датчики. Но, в общем и целом, броня нормально держала температуру. «Латники–3», выданные нам вместо прежних «крабов», действительно хорошие бронекостюмы, со всеми современными штучками и удобными модернизациями. Теперь, когда армии СДШ последовательно обосрались на всех фронтах, хорошей брони не жалели даже для штрафников. Можно понять, людей в строю остается все меньше, а военная промышленность штампует технику и вооружение на утроенных мощностях. Вот только высаживать десант мимо квадратов собственных бомбардировок у нас до сих пор не научились, пилим теперь по своей же химии и паримся в собственных ядовитых газах, руками очищая от копоти самоочищающиеся забрала…
— «Ромашка–1», я — «Клумба–2», прием! Как слышишь меня? Где находишься? — снова вопрошал Рагерборд.
— Хорошо слышу, «Клумба»! Даю пеленг!
— Есть, пеленг! «Ромашки», оставайтесь на месте, пока — на месте, как слышно, прием?
— Хорошо слышу! Понял вас, «Клумба–2»! — отозвался я.
Ну вот, опять прекратить движение… По взводной связи я передал команду своим бойцам. Ладно, на месте так на месте, наше дело маленькое. Наше дело — к земле поближе, хоть она и горит под ногами…
— «Ромашка», «Ромашка», ты там хоть что–нибудь видишь? — поинтересовался Рагерборд после затянувшейся паузы.
— Никак нет, «Клумба–2»! Ни черта не видно. Ни сканерами, ни глазами.
— Это наши нарочно зажгли, для маскировки высадки, — вдруг сообщил замкомбата. Правда, в голосе не слышалось особой уверенности.
— Я так и понял, сэр, — подтвердил я. — Полная маскировка, сэр.
— Вот–вот.
— Мне кажется, я сам себя с трудом различаю, — не удержался я от маленькой шпильки.
— Ты это, «Ромашка»… Смотри в оба! — строго посоветовал капитан.
— Слушаюсь, сэр!
Молодой он еще. Хороший мужик, но — молодой. А молодые всегда стремятся объяснить любую глупость. Им все еще кажется, что мир устроен разумно, только многие этого не понимают.
Наверняка орбитальные артиллеристы должны были выкинуть свою химию чуть раньше, чтобы прогорело хотя бы частично, но, как всегда, опоздали «по техническим причинам, ввиду не зависящих от них обстоятельств». Вот и приходится кувыркаться в дыму и пожаре в положении саламандры.
Интересно, была ли в мире хоть одна армия, где царил бы порядок? Именно порядок, а не заменяющая его бездумная дисциплина? Или эти понятия — армия и порядок — так же несовместимы, как полевой бордель с походной часовней? Нет в армии порядка, потому что не может быть никогда! Как, впрочем, и во всех прочих социальных иерархиях, изобретенных человечеством для структурирования собственного существования…
Неподалеку от себя я видел несколько бронированных фигур, уже зафиксировавшихся в позе отдыха, как если бы сидели в креслах. Разобрать, кто есть кто, было трудно. При такой обстановке все казались одинаковыми головешками, чернеющими на фоне костра.
Правильно, в любой, самой напряженной ситуации есть место и время отдыху — солдатская заповедь.
Да, удружил нам космофлот…
— Взводный, «Ромашка–1», ты чего–нибудь видишь впереди? — окликнули меня наши.
Сговорились, что ли, все? Я что — похож на самого зоркого сокола?
— Ни хрена не вижу, — пробурчал я.
— Между прочим, любовь слепа! — отозвалась неунывающая Игла.
— Кому до чего, а вшивой до бани! — определил Милка.