Так оно и оказалось, между прочим. Судя по неожиданной плотности обороны, на которую наш бравый десант напоролся с не менее неожиданным и горьким изумлением, стратегическое расположение Казачка понимало не только наше командование…
* * *
Скалистых гор мы достигли уже ближе к вечеру, когда лимонное солнце опустилось почти к самому горизонту и подкрасило само себя в пронзительные розовые оттенки, словно престарелая кокетка, что накладывает на себя макияж слой за слоем.
Горы были не слишком высокие, но красивые, в вечернем красноватом освещении — особенно красивые…
Скалистые? Нет, скорее каменно–кружевные… Просто застывшая симфония цвета и формы, думал я, рассматривая их через телескопические усилители шлемофона с расстояния в четыре–пять километров. Синие, темно–синие и фиолетовые тона неожиданно сменялись красно–буро–коричневыми, а черные, резкие тени, удлинившиеся и отвердевшие от закатного солнца, только подчеркивали причудливое переплетение пиков, вершин, вершинок…
Зубцы и башни кажущихся замков, ажурные переплетения, похожие на мостики и переходы, гребни драконов, распахнутые пасти ящеров, сверкающие глаза богов на задумавшихся вершинах — все это взгляд неожиданно выхватывает из открывшегося феерического зрелища. И все это — на фоне стремительных, вытянутых облаков, розовеющих в чистом небе легкими, летящими перышками.
Глядя на это непривычное, какое–то очень отстраненное великолепие каменной музыки, существовавшей задолго до того, как первобытный человек разжег в промозглой пещере первый костер, начинаешь понимать, чувствовать всей кожей, что это все–таки другая, не наша, не человеческая планета, которая нас пока только терпит.
Староверы, кладя поклоны своему древнему земному Богу, могут сколько угодно заниматься геномодификацией и терраформированием, но факт остается фактом — мы здесь, в дальнем космосе, всего лишь гости!
Правда, гости на удивление шумные, беспокойные, требовательные, я бы даже сказал — оголтелые. Но тоже способны любоваться пейзажами, предаваясь сопутствующим философским раздумьям о бренности всего материального по отношению к вечности…
На подступах к горам я, конечно, разделил батальон, выдвинув вперед десяток бойцов авангарда во главе с Пестрым.
Осторожность оказалась оправданной. Казаки (или другие войска новоявленной Конфедерации, не знаю, я еще не видел противника вблизи), видимо, пытались дождаться, пока Пестрый со своими бойцами втянется в ущелье между двумя скалами, уступами спускающимися к подножию. На вершинах скал просматривались длинные сиреневые вкрапления, похожие на вены на шеях великанов–богатырей, и не просматривались огневые точки, замаскированные с удивительным искусством мимикрии.
Пестрый, конечно, не полез в эту узкую горловину. Он мужик тертый, жженый, стреляный и резаный, знает, почем фунт лиха в базарный день, когда за одного битого дают двух небитых с довеском…
Или я так себя успокаивал, наблюдая за ними издалека в ожидании неизбежного нападения? Я просто чувствовал, ощущал всеми нервными клетками, что здесь что–то не так, слишком тихо кругом, слишком идиллическая картина перед глазами…
Слишком красиво…
Послав двух бойцов вперед, прощупать ситуацию у самого подножия скал, Пестрый с остальными фланировал взад и вперед, как по бульвару в белых штиблетах с оранжевыми носками.
Наконец, у кого–то из засады не выдержали нервы. Ударил первый ракетный залп, ракеты легкие, это я сразу засек, из мобильно–полевых установок. Очарование пейзажа для меня мгновенно закончилось. Все снова встало на свои места — война, отступление батальона, прорыв, точка возврата…
Пейзаж тут же превратился в рельеф, холмы — в преграды естественного типа, а сказочные скалистые замки — в преобладающие высоты. Каменная симфония оборвалась незаконченным аккордом, и в ушах загремели обычные барабаны боя.
Так привычнее, честное слово…
Да, поторопились казачки рассекретиться, им бы еще подождать, потянуть паузу, подпустить поближе, глядишь, и убедили бы нас сунуться в эти горные проходы — мелькнуло в голове почти с облегчением.
Залп еще только вспыхнул, замелькал на вершинах гор колючими, огненными искрами, еще пищали в наушниках сработавшие системы обнаружения и мелькали на дисплеях красные огоньки предупреждения, а Пестрый со своим отрядом уже рассеялся среди массивных каменных «зубов», предваряющих подножие гор.