— Я — Тигр–1, слышу тебя, тринадцатый, слышу тебя, прием! — тут же откликнулся я.
Ага, вот и Капуста нашлась! Совсем хорошо!
* * *
Нас стало пятеро.
А Педофила мы так и не нашли. Тщательно обшарили местность, где стояла его винтовка, разряженная винтовка, если быть точным, прочесали все вокруг, но — никаких следов. Когда проламываешься в броне сквозь кусты, следы обязательно должны остаться, хотя бы в виде сломанных веток и отпечатков тяжелых подошв, но тут — вообще ничего…
Тогда откуда винтовка? Ветром надуло?
По направленной связи он тоже не отзывался, сколько мы ни сигналили — глухо, как в черепе аутиста. Поневоле пришлось играть в Фенимора Купера с его кожаными чулками, развешанными на просушку на шестах вигвамов…
Почти сутки искали, ждали, сигналили… Нет, никаких следов!
Пришлось уходить, иначе энергии брони не хватило бы даже добраться до ракетодрома. Шанс тоже сомнительный, еще неизвестно, что там нас ждет, но все–таки шанс…
И мы ушли с тем паскудным, понятным чувством десантников, которое называется «бросить своего». Я не особенно задумывался об этом, оно само получилось, что мы все меньше чувствовали себя штрафниками, и все больше — боевой группой космодесанта, выходящей из окружения…
Вот только шансы…
А что шансы, с другой стороны? Их всегда мало, и становится все меньше и меньше с того момента, как ты входишь на борт «утюга» и прищелкиваешь себя в гнездо катапульты. Удача, рулетка, фатум, где все пресловутое воинское умение — всего лишь дополнительные козыри в игре с судьбой, и даже не самые крупные козыри.
Когда авторитетный Князь, ныне уже покойный, просил меня научить его выживать в бою, он сам не понимал, о чем просит, вдруг вспоминал я, передвигаясь вместе с остальными короткими, стелющимися перелетами. Нет, выживать я его мог научить, и учил, а вот остаться в живых — это уже совсем другое. Это, мой уголовный брат, не наука и не искусство, это — судьба. Я, может быть, и не верю в Бога, но в судьбу — верю.
Вот такая незамысловатая философия. На том стояли и стоять будем, а когда–нибудь (даст бог — не сегодня!) ляжем костьми…
Только так…
Планета Казачок. 26 июня 2189 г.
2 часа 14 минут по местному времени.
(В окрестностях горного ракетодрома)
Ракетодром был совсем маленький. Три пусковые установки для шаттлов, небольшое поле, выложенное термозащитными плитами, сбоку — ряд ангаров, тоже покрытых огнеотражательными щитами. За ними застыли вскинутыми стрелами два погрузочных крана. Еще дальше — несколько жилых, двухэтажных домиков сборно–переносного типа, из тех, что монтируются по секциям. Но — уютно. Лавочки, заборчики по колено, столики, выставленные прямо в палисадники. Просто картинные, пряничные домики со ставенками на окнах и кружевными занавесочками в глубине проемов…
Домики, как и ангары, и пусковики, и само поле, были покрыты буро–желто–зелеными маскировочными пятнами краски. Сейчас, под звездами, ее цвет выглядел совсем приглушенным. Если смотреть сверху, с воздуха, такая маскировка действительно помогает, зализывая строения до полной неузнаваемости, но вблизи, через оптику, пятнистая раскраска смотрится уж слишком грубо, нарочито карикатурно, как красный клоунский нос на белом лице покойника…
Людей не было ни на поле, ни вокруг зданий, только одно окно вдалеке светилось тускло–зеленым огоньком ночника. Две стартовые установки были пусты, на третьей торчала каракатица орбитального челнока, раскорячившись четырьмя толстыми крыльями и куцым подобием хвостового оперения. Челнок был явно гражданского, к тому же сильно устаревшего образца, но, по–моему, вполне рабочего вида.
Охрана — даже часовых нет, три старых видеокамеры по периметру и покосившаяся изгородь из колючей проволоки с честными табличками–предупреждениями «под напряжением». Если сканер не врал, напряжения там и в помине не было, видимо, аборигены обходились одними грозными табличками…
Обычный, заштатный ракетодром на захолустной планете… Тишь, гладь, благодать — апофеоз неспешного провинциального существования…
Обычный? Хотелось верить, очень хотелось бы… Это было бы совсем кстати!
Но что–то все–таки настораживало! Слишком тихо, это во–первых. Для планеты, в звездной системе которой находится флот вторжения, — слишком уж подчеркнутое благолепие, просто идиллия захолустной неспешности, размышлял я, рассматривая ракетодром через оптику ночного видения. И еще этот зеленый ночничок в ночи, как последний, заключительный штрих талантливого художника…