— Быстро, говоришь?
— А то нет? Еще как быстро. Страх потому что везде, все под страхом живем, под ним же и помираем. Это от страха человек быстро стареет, я так считаю. Вон хотя бы меня взять — уже башка седая наполовину, в зеркало глядеть боязно…
— Не нравится воевать? — Загребец все еще косился на водителя.
Лицо молодое, гладкое, бровастое, фигура подтянутая, а волосы точно с проседью, какими–то неровными пятнами, словно у мухомора. С короткой стрижкой это особенно заметно… И где же тебя так угораздило поседеть, Петр Егорович?
— А кому нравится?! — резко ответил Зимин. И только потом, словно бы расслышав провокационную подоплеку вопроса, спохватился. — Нет, ну ничего вообще–то, снабжение, все такое, дисциплина опять же… Опять же, кому–то надо службу тащить! Давно нужно было дать по зубам Соединенным Штатам, — скучным голосом начал излагать он, — чья захватническая политика вселенской экспансии одного государства не дает жить и развиваться Свободным Мирам… Мы, казачьи войска девяти кругов, надежа и опора Свободных Миров, всегда как один готовы дать по зубам проклятому супостату…
— Аминь! — подтвердил есаул. — Даже интересно, какой идиот сочиняет все эти агитки?
— Вот и я говорю…
— Чего–чего?
— Всегда готовы, ваш бродь! — не растерялся урядник. — Как один, разумеется!
Прямо по зубам!
— Разумеется… Ладно, не заливай, не на политинформации, — хмыкнул есаул. — Снабжение и все такое!.. Если бы ты знал, Петя, как мне все это надоело… Обрыдло, как рыбе сырость, скажу тебе откровенно!
Сказал и подумал, что в первый раз обратился к уряднику по имени. Да нет, нормальный вроде бы парень, не похож на стукача контрразведки…
— Скорей бы уж закончилось, — подтвердил Зимин. — Так что там все–таки слышно в верхах, господин есаул? Переговоры о перемирии к чему идут?
— К чему–нибудь. Идут себе и идут. Я на самом деле не многим больше твоего знаю. В штабе тоже болтают каждый по–своему, и всякий — разное.
— Скорей бы уж… — повторил водитель.
— Да, пожалуй.
Урядника Зимина комбат еще плохо знал. Тот несколько раз возил его в штаб и по другим батарейным надобностям, вот и все общение. Точнее, не до него было, не до общения, туда едешь — кипятишься в предчувствии Дегтяря, обратно — тоже булькаешь, не остывая.
Казак Зимин прибыл в батарею недавно. Очередное пополнение рядов после летних массированных высадок штатовских войск. Семен, конечно, просмотрел файл его личного дела: два ранения, солдатский крест 4–й степени, две медали за храбрость. Подготовленный наводчик, опытный водитель со спортивным прошлым, незаконченное высшее образование. Не женат, отец–мать–братья–сестры. Не замечен, не состоял, не привлекался. В армию пошел добровольцем, отказался от офицерской школы. Присвоено воинское звание младшего урядника, рекомендуется на должность командира отделения. Участие в войсковых операциях на планетах та–та–та–та…
Информация вроде бы обо всем, разведотделы не упускают ни одной мелочи. Только человека за такой стандартной характеристикой все равно не увидишь, давно уже убедился Семен.
Понятно, фронтовик, опытный солдат, кресты и медали просто так не дают, ранения — тоже показатель. Но что за человек Петр Егорович Зимин? Чего хочет, на что надеется, чем живет? Почему на смуглом, невозмутимом лице с явной примесью татарско–азиатских кровей часто появляется выражение, весьма похожее на надменность? Неоконченное высшее не забывается или былые спортивные победы заставляют вздергивать нос?
А почему, в таком случае, отказался от офицерской школы? Был бы сейчас хорунжим или даже сотником, на фронте это быстро. Или данное самолюбие, которого здесь (очевидно!) вагон и маленькая тележка, не нуждается в подтверждении на иерархической лестнице? Как там говорят психоаналитики — честолюбие наоборот? Сами мы невысокие, зато гордые до небес, на чем стояли и стоять будем, как поганки под радиацией.
«Разберемся, конечно! — подытожил про себя есаул. — Если успеем до очередной мясорубки! А нет — похоронная команда быстро закончит психоанализ киркой и лопатой. Живенько так, развивая мысль в духе черного юмора…»
Все это время Семен честно прислушивался. Движок гравимобиля он точно слышал, сиплый гул воздуха, рассекаемого движением аппарата, тоже присутствовал. А что еще? Что же такое услышал Зимин? За звуками скорости — вроде бы ничего другого.
Или гонщики настолько привыкают слышать движение своих машин, что для них оно уже не является полноценным звуком? Просто фоном, на который не обращаешь внимания и на фоне которого все остальные звуки проявляются отчетливо, как в тишине.