— А ему это не мешает, он в лесу живет, — ответила Мария словами деда Зиновия.
— Манька! А ты куда собралась?! — словно выстрел раздался из-за забора Сенцовых визгливый женский голос. — Спугнешь медведя-то! Девкам счастья не наколдует! Иди домой!
Женщина взахлеб зло расхохоталась. За ней следом загоготал муж.
Мария вздрогнула, затравленно оглянулась и крепче сжала локоть Владимира.
Они вышли на поляну. Редкие фонари разбежались полукружьем, освещая ее со стороны деревни. Далее под горой текла невидимая сейчас река. За ней в темноте угольной громадой стоял лес.
Мария и Владимир пристроились у забора на углу выводившей к поляне улицы, в тени нависших ветвей сирени. Веселье было в самом разгаре. Медведь тут, конечно, не при чем. Но лишний повод выпить нам никогда не помеха. Коля-алкаш вышагивал на деревянных ногах, точно только что сделанный Буратино, от одной мужской компании к другой. С высоко стриженными висками и затылками, с выгоревшими волосами, торчащими сзади рубахами и одинаковыми лицами мужчины стояли кружками и беспрестанно дымили, убивая табачным духом тонкие запахи природы.
У девушек было свое занятие: внешне — разговоры о том, о сем, а на деле — высматривание парней. Они весело хохотали, переминаясь с ноги на ногу, будто застоявшиеся кобылки — показывали фигуру, стреляли по сторонам глазами.
Женщины постарше судачили о разном, важно упирали руки в круглые бока, выпячивали животы и груди, обтянутые тесными цветастыми платьями, но за всем не забывали приглядывать за дочерьми. При современном дефиците мужиков парни пошли верткие, побаловать не прочь, а в ЗАГС трактором не затянешь. Ишь, стоят, магнитофон под мышкой, сами под мухой и будто им до девок и дела никакого нет. Перетаптываются, дымят, поплевывают.
А из репродуктора на столбе — вперебивку Пугачева с Толкуновой — музыка на все вкусы.
Мария прислушалась: болтают о чем попало — об урожае, о том, как Кольку-алкаша на 15 суток посадили, как Верка Драчева родила от студента-стройотрядника, о новом коровнике, о мировой политике — о важном и бесконечной чепухе, но только не о Золотом медведе.
И если бы кто спросил: почему? Ответили бы: время для сказок прошло. Спят уже детишки. А для нас своя жизнь сказка и другой нам не надо.
Но вот кто-то невидимый взял Марию за подбородок и повернул ее голову вправо. Под фонарь из темной улицы вышло животное. Оно двигалось медленно, величаво, легко и плавно отталкиваясь лапами от земли.
Ни люди, ни вертевшиеся вокруг них многочисленные собаки почему-то не замечали его. Не замечали, хотя голову его венчал рог!
— Золотой медведь… — прошептала, обмирая, Мария и сжала руку Владимира. Но и он не замечал ничего: стоял, точно манекен в магазинной витрине, смотрел куда-то в сторону. Мария дернула его за рукав, раз, другой, глянула в странно застывшее лицо, обернулась к людям. Они тоже были неподвижны. Двигался только дед Зиновий. Дрожащей рукой опираясь на клюку, он поднялся с лавочки, протянул руки к Золотому медведю — на лице его была написана мольба. Изумрудное облачко проплыло через поляну к старику и обволокло его с головы до ног. Когда оно рассеялось, Мария увидела вместо деда Зиновия молодого парня, одетого в белую рубаху, порты, лапти. Запрокинув лицо к небу, он глубоко дышал, поводил распрямившимися плечами.
Молодость! Хоть на миг! Вот что просил у волшебного зверя старик.
Забыв обо всем, Мария кинулась к Золотому медведю.
О, как величественен был он, как могуч, как благороден. Как сверкал, подобно клинку кинжала, его золотой рог, как мерцали драгоценные когти.
«Одно прикосновенье! — молила Мария мысленно. — Одно прикосновенье!» — Она робко протянула навстречу медведю руку, но тут же опустила ее. Нет, счастье не для нее.
И в этот миг волшебный зверь склонил голову и лизнул Марию большим мокрым языком сначала в щеку, затем в губы, и она ощутила соленый вкус собственных слез.
Некоторое время Мария ничего не видела и не слышала, затем шум голосов достиг ее слуха. Он быстро усиливался и слился в один повторяющийся звук. И внезапно Мария поняла, что толпа смеется над ней. Смеется над ней и глумится над Золотым медведем. Она изумленно оглядела лица людей: они были отвратительны — не лица, а рожи. Холодная безжалостная злость вскипела внутри.
— Смеетесь?.. — сказала она спокойно. — Дурачье! Смейтесь, смейтесь! Ему ваш смех тьфу! Ему глядеть-то на вас тошно. Нажрались, напились, забили дома барахлом и чешете языками. Любого готовы оболгать, обгадить. Мартышки злобные!
Мария судорожно всхлипнула.
— Но он вам покажет, — обхватив Золотого медведя за шею, она прижалась к его мягкой теплой шкуре. — Он вам покажет!
В этот миг кто-то грубо схватил ее за руку и дернул в сторону.
— Опомнись! С ума ты сошла! Что ты себя на смех-то выставляешь?! Какой золотой медведь?! Одурела совсем от сказок! Ты хоть взгляни на него сперва! — кричал Владимир.
Мария взглянула на волшебного зверя, зажмурилась, вытерла быстро слезы…
Могучий? Величественный?.. Нет! Жалкий, низкорослый и старый мишка стоял перед ней. Худые лопатки торчали так, что грозили прорвать облезлую грязную шкуру. Вокруг гноящихся тусклых глазок вились назойливые мошки. Растерянное, напуганное животное…
Но как же золотой рог?! Увы… И рог был совсем не тем, чем показался Марии с первого взгляда — жалкий обломок коровьего, кое-как покрашенный «серебрянкой» и привязанный ко лбу зверя каким-то шутником. Этого мишку оставили весной проезжие цыгане, бросили подыхать. Но он не подох, прижился, показывал возле сельпо номера, выклянчивая еду.
Хохот перерос в дикий рев, а мальчишки, подстрекаемые взрослыми, принялись швырять в медведя мелкими камешками, комьями земли. Затравленно озираясь, старый медведь жалобно ревел, не зная, в какую сторону удирать. Вот камень угодил ему прямо в лоб, и рог отвалился. Ничего царского, величественного не осталось в его облике.
«Бедняга… Какие мы с тобой глупые и жалкие», — подумала Мария. И в тот же миг крупный камень ударил медведя в бок. Он заметался между заборами, но назад по улице не побежал — оттуда несся азартный собачий лай. Мишка тоскливо посмотрел на Марию — мол, видишь, в какую переделку попал я из-за тебя — и вытянул морду в сторону спасительного леса, дорогу к которому преграждала толпа.
— Оставьте его! — закричала Мария. — Кем бы он ни был, не смейте обижать его! Не смейте!
Не обращая внимания на ее крики, мальчишки, кривляясь и хохоча, продолжали швырять в старого мишку всякую дрянь. Они угомонились лишь после того, как бросившийся к ним Владимир поймал двоих-троих и отвесил им хороших затрещин.
Подбежав к Марии, он схватил ее за руку.
— Хватит! Все! Пошли отсюда! — сердито крикнул он. — А то дело до драки дойдет! — И силой потянул ее за собой.
Мария оглянулась и, не увидев медведя, сникла. Опустив голову, она послушно последовала за Владимиром. Затем, вспомнив о чем-то, вырвала руку, бегом вернулась назад и подобрала с земли рог.
Поляна взорвалась хохотом.
Владимир хмуро глянул на Марию, но ничего не сказал. Из глаз ее текли слезы. Он обнял Марию за плечи, желая утешить, но она вырвалась и побежала.
Владимир догнал ее только за деревней возле ручья. Размахнувшись, она в отчаянье швырнула фальшивый рог в воду и, опустившись на траву, зарыдала. Рог утонул с тяжелым всплеском.
Владимир неспеша подошел к Марии и сел рядом.
В прозрачной мелкой воде тускло светились камни. С тихим шепотом, играя серебряными бликами, вода перекатывалась через них. Черный обломок — отмытый от краски фальшивый рог фальшивого золотого медведя — был хорошо виден на их светло-сером фоне.
Небольшое облачко накрыло полную луну и словно задымилось по краям. Вокруг потемнело, вода сделалась черной, и только камни на дне оставались смутно-светлы.
Облачко уплыло, и поток засеребрился вновь. Что-то, ярко блеснув, привлекло внимание Владимира.
Рыба?! Нет!
Он испуганно оглянулся на Марию. Лицо ее было спрятано в ладонях, плечи часто и мелко вздрагивании.