Опустошенный, учитель замер, прижав колени к груди. Еще один кризис миновал. Он снова поднялся, но что-то теперь новое было в ощущении тела. Андрей потрогал твердыми, словно сведенными судорогой пальцами продолговатое волосатое лицо, зацепил за ухо, отметив непривычность его формы. Что-то мягкое, будто со стороны, коснулось его ног сзади.
Андрей взял с полки коробок и, вернувшись к шкафу, зажег спичку. В зеркале стоял на задних лапах волк.
Повинуясь какой-то необходимости, учитель опустился на четвереньки и больше уже не испытывал потребности вернуться в прежнее положение.
Видимо, шум в комнате все-таки привлек хозяев. В дверь постучали. Андрей замер, не зная на что решиться. Одно дикое, словно и не его, желание промелькнуло в мозгу: резко распахнуть дверь и броситься на людей. И это был не случайный порыв: его, как фундамент, подпирало что-то темное, тяжелое. Но разум во второй раз подсказал спасительное решение. Андрей осторожно прошел к окну, легко вспрыгнул на широкий подоконник. Поддел лапой шпингалет и распахнул створки в ветренную темень осенней ночи.
— Да открой же! — уже кричали за дверью. — Что там происходит?!
Учитель бросил примеривающийся взгляд острых глаз на клумбу палисадника и соскочил. Лапы мягко спружинили на рыхлой земле. Андрей бесшумно сделал несколько прыжков по палисаднику, перемахнул через низенький заборчик и понесся в сторону леса так, словно все время бегал на четырех. Прохожих он особенно не опасался: в темноте его могли принять не более чем за бродячую собаку.
Нырнув в лес, Андрей быстро нашел нужную тропинку (потому что глаза теперь в темноте видели лучше) и побежал по ней, углубляясь в чащу старого дубняка. Он словно вспоминал дорогу куда-то. Или это был неясный зов в душе? Но бежать нужно было долго, бросая одну тропку и переходя на другую. И думать пока ни о чем остальном не хотелось. Какие-то небольшие ночные зверьки проворно сбегали с пути, шурша в траве и опавших листьях, хлопали над головой крылья, а учитель бежал и бежал — час, другой, пока, наконец, перед глазами не открылась просторная поляна, залитая словно просеянным светом неполной луны.
Посреди поляны кто-то стоял.
Андрей укоротил шаг и замер метрах в семи от двух уставившихся на него волков.
— Ого! Да сегодня прямо ночь свиданий! — громко произнес тот, что стоял поближе. — То-то я и чувствовал, что надо было подождать.
Андрей сделал еще несколько шагов вперед. Волк тоже двинулся навстречу. Его товарищ остался на месте.
— Ну, давай знакомиться, — продолжил подошедший властным тоном. — Эдуард, — опершись на остальные три, он протянул гостю лапу.
— Андрей, — машинально приподнял свою учитель.
— А это Валера, — ударив по лапе, кивнул крупной хищной головой Эдуард в сторону стоявшего поодаль. — Не привык еще. Ну ничего, обтреплется.
— А ты, небось, тоже новичок? — поинтересовался он, снова повернувшись к Андрею и проницательно его разглядывая своими острыми, поблескивающими в лунном свете глазами.
— Наверное, — ответил вновь прибывший, приноравливаясь к неожиданным обстоятельствам.
— Это сразу видно, — довольно произнес собеседник. — Значит, надо посвятить, — волк оглянулся по сторонам. — Пошли, присядем там, где посветлее.
Троица во главе с Эдуардом протрусила к краю поляны, куда отвесно падали лунные лучи. Вожак сел по-собачьи, другие, глядя на него, сделали, правда не без труда, то же самое.
— Экие вы необтесанные еще, — с досадой пробормотал он. — Ну да ладно. Всему свое время, — Эдуард взглянул куда-то вверх. — Одним словом, мы страдаем за других. Почему, Валера, ты стал таким? — миролюбиво спросил он, предвкушая неправильный ответ.
— Не знаю, — Андрей впервые услышал его робкий, тонкий голос, совершенно не похожий на подрыкивающий бас Эдуарда. — Наверно, колдовство.
— Колдовство? — усмехнулся вожак. — В том-то и дело, что нет никакого колдовства, а есть переход количества в качество, выражаясь научно. Мы с вами просто собрали с окружающих все их злые намерения, предполагаемые проступки. Как уголь яды. Или как соль воду, — он обвел слушателей взглядом, словно проверяя усвояемость. — Вы не обращали внимания, что там, где вы жили, люди перестали совершать преступления?.. Но наступает момент, когда соль больше не впитывает, она растворяется, теряет свою форму. Так и мы с вами потеряли человеческий вид… Наше зло теперь — это, в основном, наш облик, — закончил Эдуард, вероятно, заготовленное заранее объяснение.
— То-то я и не узнавал себя в последнее время, — снова подал голос Валера, — откуда такая злоба на всех и все?.. Но… почему именно я? Это что — божья кара? Тогда за что? — возвысившись до обвинительного тона, почти фальцетом вопросил он.
— Этого я не знаю, — с внезапным уважением к собеседнику ответил Эдуард. — Далее смысла до конца не пойму, — он задумчиво склонил голову. — Вроде бы с одной стороны благородное дело — очищение человеческих душ, избранные несут на себе все зло мира. Но с другой… Ведь я не договорил о главном: мы снова можем стать людьми.
— Как? — невольно вырвалось у Андрея.
Возвратить то, что нам дали, проще сказать, не меньше как убить кого-нибудь, чтобы разом вернуть облик.
— То есть как это — убить? — удивился Валера.
— А вот так, — вожак помолчал. — Правда, есть и другой путь — путь постепенного накапливания. Для этого надо очень долго совершать более мелкие преступления. Но это очень опасно. Я не знаю ни одного, кто бы дошел до цели таким путем.
— И вы… — почти прошептал Валера, — убивали?
— Да, — качнул головой Эдуард. — А точнее, не я, — он гневно встряхнул головой, — а зло тех, кто отдал мне свои черные намерения, несовершенные поступки! Я-то тут причем! До того, как со мной «все это» стало твориться, я был добрейшим парнем!
Андрей, опустив глаза, задумался.
— Боже ты мой, боже, — услышал он причитания. — За что же такие испытания? Разве можно это вынести? Может, это — дикий сон? И утром все встанет на свои места…
— И много нас — таких вот? — спросил Андрей. Эдуард повернул к нему посеребренную луной морду.
— Я знал еще семерых. А это мое пятое превращение… Ты знаешь, — в голосе его послышалась неожиданная задушевность, — я ведь теперь места выбираю безлюдные, чтобы дольше продержаться человеком-то. Прошлый раз лесником устроился. Да, на целых два года хватило… — он вздохнул. — А слабаки долго не выдерживают: один, ну максимум два раза — и ломаются, кончают самоубийством, в дурку попадают…
— Ладно! — снова перешел вожак на властный тон. — Сейчас отдыхать. Брать себя в руки и отдыхать. А с утра пойдем на охоту.
Место для засады было выбрано Эдуардом в густых зарослях у проселочной дороги, серой лентой протянувшейся вдоль леса.
Первым прошел трактор с поднятыми лезвиями плугов. Через полчаса — грузовик с пустыми грохочущими бидонами. Потом очень долго дорога была пуста, словно соединяла не села, а кладбища.
— Стоп, кажется, то, что надо, — наконец каким-то особым голосом объявил вожак.
Из-за подъема вырастала фигура велосипедиста. Вот она показалась полностью, оставляя за собой хвост пыли. Это был мальчик лет десяти, ехавший не доставая до седла слишком большого для него велосипеда.