Альманах «Галактика» № 2 (1995)
Анатолий Фисенко
Клинок тьмы
Аркон был последним форпостом цивилизации на диком юге. Когда-то сюда добрел потрепанный в боях артанский легион с обозом оружия и провианта, крытыми фурами, где галдели солдатские жены и дети, с исхудавшим скотом и смердами-переселенцами. За день из глины, изобилующей вокруг, возник небольшой поселок: квадратный, с низкими стенами и такими же серыми покосившимися домиками. На единственной кривой улочке в пыли, грязи или снегу — в зависимости от времени — всегда возились оборванные ребятишки вперемежку с верблюжатами, собаками и мелкой прирученной птицей. От холма, на котором располагался поселок, с одной стороны до самых Лютых гор тянулась болотистая равнина, с другой — до моря — нескончаемый Мглистый лес, малохоженный, душный, всегда словно источающий глухую ненависть ко всему живому вообще и пришлым чужакам в частности. Иногда из него с гортанным улюлюканьем вываливались толпы косматых, одетых в невыделанные шкуры людоедов-автохтонов, потрясающих дубинами и каменными топорами. Обычно их рассеивали лучники, иногда доходило до рукопашной, но настоящей опасности не случалось. Только раз бродячая орда отвергон проломила боевыми быками глинобитную стену, но была рассеяна огнеметами. Впрочем, горючка к ним тогда же и кончилась, новой не завезли, да и вообще маленькому гарнизону пришлось переходить на самообеспечение, ибо не то что обозы, но и вести лишь изредка прорывались из метрополии. Странствующие кудесники, купцы и бродяги сообщали о бушующих везде войнах, наступлении темных сил, невиданных ранее чудовищах, а забытый поселок продолжал дремать в междувременьи, защищенном от всяких перемен.
Во всяком случае Агнии казалось, что все ее шестнадцать лет мир не менялся — та же нудная гарнизонная служба вокруг, редкие стычки с дикарями, солдатские попойки — как везде, как заведено навечно, как вечны этот проклятый лес, горы и постоянная нехватка еды, скука и нудные зимние бураны. А дома? Что дома… Грязные стены, сиротливое подслеповатое окошко, затянутое мутным рыбьим пузырем, печь, топящаяся «по-черному». Правда, девушка не ощущала скудности бытия, ибо всегда у всех было действительно одинаково убого — и даже «дворец» Коменданта напоминал двухэтажный хлев, где вперемешку со скотом толклись челядь и офицеры. Спали тоже вместе, а ели порой из одних блюд.
Но Агнии все-таки приходилось сквернее других. Во-первых, у нее не имелось подружек — конечно же, внучка ведьмы! Вдруг нашлет порчу, сглаз или превратит в зомби — живой труп, служащий погубителю? А во-вторых, она была некрасивой: слишком большие уши, неприлично длинный нос и маленькие глаза. И верх непристойности: светлорусые волосы, волнами спадающие на плечи. У всех черно-кучерявые, а у нее все как у нелюдей. Может, и верно нелюдь? Бабушка-то ее кто? То-то и оно… Небось якшалась с чудищами болотными, силами сатанинскими. Тьфу, тьфу, обереги и сохрани.
Родителей она не знала, дразнили ее и сиротой и подкидышем. Драться с ней ровесники особо не дрались — остерегались, но швырнуть дохлой крысой исподтишка или плюнуть вслед — это запросто.
Агния на одиночество не обижалась — привыкла, да и прискучило бы ей вместе с девчонками пеленать кукол, сплетничать и ссориться по пустякам, ведь с характером она уродилась озорным, решительным и непоседливым. А как же иначе? Надо и сдачи дать, и острым словом отбрить, и ухитриться засунуть обидчику его же крысу за шиворот. Тем более дома ждали затрепанные до дыр книги по чародейству и целительству, бабушкина тайная наука и фехтование с постояльцем — большим оружейником, ветераном многих битв, а теперь отставником на полном гарнизонном обеспечении. Худой и длинный как пика, с вислыми седыми усами и морщинистым наподобие печеного яблока лицом, он относился к ней с привязанностью и пониманием, ибо сам был одинок, повидал всякого и боялся только своей умершей жены и пустого кошелька. Никто другой не осмелился бы поселиться у бабушки Льзе. Вообще-то чародейничать не возбранялось — при каждом легионе числилась штатная кудесница, но именно своя, а не приблудная, явившаяся невесть откуда с маленьким ребенком. А еще старый рубака был обязан хозяйке излечением от колик, простуд и хронических запоев. Вот и жили они втроем, денег худо-бедно хватало — его пенсион, ее знахарский приработок да и Агния часто подстреливала в чащобе зверька или птицу, недаром ее прозывали Охотницей. В этом с ней никто не мерялся — ее копье казалось продолжением руки, из арбалета била навскидку и звериные места ведала не в пример иным, издалека чувствуя присутствие живого — способность развитая чародейством. Она мысленно плела некую сеть, опутывала жертву и вела к себе: иногда это удавалось, чаще — нет.
День походил на день, год на год, казалось, так будет вечно, но в праздник совершеннолетия, когда детям исполняется семнадцать и они становятся полноправными воинами и невестами, начались удивительные и грозные события, перевернувшие жизнь поселка, а особенно — Агнии.
Вечером накануне она повстречала змею. Дело обычное — их немало водилось в окрестностях Аркона, но не двуглавых. Сам по себе дурной знак, да еще та хоронилась на охотничьей тропе, чего раньше не случалось.
Агния как раз выходила из леса, держа в одной руке подстреленного тушкана, а в другой разряженный арбалет — и вдруг в ее мозгу зародилось смутное беспокойство, как и прежде — при вражьих набегах, приближении хищника или смерча, но теперь совсем по-другому. Словно огромный ледяной зрачок впился сквозь безмерное расстояние прямо в ее душу. Длилось все мгновение и мало бы кто успел встревожиться, только не внучка чародейки, сызмальства обученная предохранению от сглаза, наговора и дурной глядючки. Охотница сразу же остановилась начертить в воздухе магический защитный знак — и потому не наступила на затаившуюся впереди кобрилу. Та вскинула из листвы уродливые плоские головы и злобно зашипела, поняв свою поспешность. Девушка, не раздумывая, метнула в нее арбалет, отпрянула, запнулась о корягу и упала. Змея неуловимо возникла рядом и Агния еле успела, вытянув пальцы перед собой, сотворить несколько завораживающих пассов. Ползучая тварь оцепенела и была тут же пришиблена подобранным оружием. И вновь где-то далеко мигнул невероятный глаз — и цепенящее дыхание необъяснимого ужаса коснулось Охотницы. Ее неудержимо потянуло к людям под охрану стен и доброго волшебства, однако паническое наваждение так же быстро рассеялось. Вокруг слышались разнообразные звуки — лес кишел жизнью, непосредственной угрозы больше не ощущалось.
Быстро сгущались сумерки и Агния заспешила в поселок. Его ворота были распахнуты настежь и в них по главной дороге вливались толпы изможденных испуганных людей в пестрых истрепанных одеяниях. Мелькали и воины, большинством в изрубленных окровавленных доспехах. Ревел и блеял домашний скот, плакали женщины, галдели замурзанные детишки, скрипели колеса кибиток. Она приметила отдыхающую на обочине старушку с узелком и вежливо поклонилась:
— Откуда вы, госпожа, и что случилось?
Та устало махнула сухой костлявой рукой:
— От самой столицы, милая. Нет ее больше.
— Как так?
— Разорили дотла псоглавы проклятые и трупоеды с ними и отверги. Погибла Артания.
— Куда же теперь?
Старушка промолчала и по ее морщинистым задрожавшим щекам потекли слезы.
— Переночуем — и через Пограничье к морю, — буркнул проходящий мимо легионер в помятых доспехах и с перевязанной головой.
— В Последнюю Пристань?
— Туда, корабли уже ждут, а за морем землица благодатная. Герцог обещал всех взять, дойти бы, — он безнадежно вздохнул и захромал дальше.
— Счастливо, — Агния недоуменно нахмурилась. Всю неделю в небывалом количестве шли и шли беженцы в прибрежные порты. А теперь пала и столица. Мир перевернулся.
Она прошла по забитой народом улочке: везде валялся немудреный скарб, пылали костры, тесно окруженные пришлыми. Разговаривали негромко и боязливо, но ровный гул не затихал, накатывался волнами. Ее провожали сумрачными подозрительными взглядами, кто-то сплюнул, сплел пальца в охранном знаке. «Колдовка», — донесся шипящий шепот, но ее это не задело — зачем обижаться на профессию, а к своему уродству давно привыкла.