Большую часть года в парке Каменное молоко жарко и сухо. Природные, естественные дожди, уже давно не могут обеспечить травы и кусты своей живительной влагой. Вся растительность в парке находится на попечении администрации, и поддерживается протоколами природной эгосферы. П-эгосфера заботится о всех, не скованных моральными догмами, живых существах. Для планеты Земля, в настоящее время, это были все живые существа кроме человека.
Искусственная морось в отличие от настоящей не могла насытить дневную духоту прохладой и свежестью. Спасение от жары было только в пещерах, которых в природном парке было более сотни.
За сорок лет работы, Джим привык к искусственной мороси она напоминала ему тёплый пот. А ежедневный сухой зной он представлял в виде вуали которая окутала, скалы, долины, каньоны древних рек и скрывала от назойливых посетителей что-то интимное, недоступное, но желанное, как вожделенный запретный плод. Конпол не знал, что такого есть в его парке, что нужно скрывать за пеленой дневного чада. Ему нравилась сама таинственность.
Аллеи парка пока ещё были пусты. Джим в шальной задумчивости пританцовывал и ходил взад-вперёд по террасе. Пришёл последний день, когда он будет лицезреть равнодушных, глупых, гордых, падких на поверхностные знания кочевников. Слово "турист" Конпол ненавидел. Джим продолжал гарцевать по террасе, он пытался понять что такого можно крикнуть миру, чтобы мир услышал.
Вдруг в озарении он подбежал к перилам и заорал во всё горло:
— Забудьте моё имя! Забудьте о моем существовании! Все вы, все до единого сотрудника, завтра же сделайте вид, что мы не знакомы! Не узнавайте меня при встрече, трите мой образ в своих мозгах, делайте операции, глотайте лекарства, но я должен исчезнуть из этого ада навсегда! Слышите?! Навсегда!
К сожалению Джима никто не услышал. Полное подавление звуков, предусмотрел архитектор комплекса, добавив на фасад дополнительные рёбра жесткости каменных сот.
С восходом Солнца, отдалённые вершины покрыла сизая дымка. Вскоре золотое марево скроет их от глаз наблюдателей.
Символом парка была каменная, составленная из разноцветных блоков яшмы, скульптура ласточки, которая собирала мёд. Мёд представлял собой синие игольчатые кристаллы.
Прокричавшись, доктор истории пустил водичку. Жидкость с высоты пятого яруса устремилась вниз, на центральную аллею, и столкнулась с чёрной головой скульптуры. Разбившись на круглый веер капель струя оросила весь символ.
— Ха-ха! — воскликнул Джим — Проказа удалась! Первая проказа последнего дня! Ура!
Джим думал, что эта весёлая шутка, заставит смеяться сотрудников, старик любил веселье, и считал своим долгом, привить веселье всем окружающим людям. Вообще всем всем людям. Даже тем лысым обезьянам которые нуждались в покое и отрешении.
Опустошённый первой проказой Джим, накинув вместо туники влажную простыню, на ходу играя катаной, поскакал на улицу. Свою весёлую шутку с жидкостью, он два раза повторял вчера, и возможно, после прогулки он сможет так пошутить, ещё один, в самый последний, поэтому самый волнительный раз.
Аллеи и дорожки парка уже освободились от искусственной росы. Редкие сотрудники спешили домой. Они не обращали внимания на директора. Многие из них успели принять таблетки "б-с" — быстрый сон, чтобы через два часа, кое-как проспавшись снова приступить к работе. Из них ещё почти никто не знал о предстоящей смене руководства. А те кто знал вряд ли, смогли бы сказать что-нибудь приличествующее случаю. Так как мало кто в современном обществе уделял внимание круговороту людей в государственных учреждениях.
Директор подошёл к одной из скал. У подножья древней, известняковой кальдеры располагалось небольшое озеро, наполненное зелёной прозрачной водой. Берега озера заросли соснами и осокой. Рядом находился вход, в одну из пещер.
Озеро манило директора. В его хрустальной глубине, прятался грот, посещение которого грозило Джиму острым, эмоциональным потрясением.
Усилием воли директор, изгнал из сознания все мысли о запретном объекте, лишь абстрактная, не выраженная словами грусть и тоска пронзила его душу. Джим ещё со времён юношества и веры в маргинальные учения изгонял из себя все сомнительные словесные мысли оставляя только образы. Так требовала политическая конспирация.
Эгосфера, как и прочие модули техносоциального окружения, как официально считается, не способны читать мысли человека. Поэтому действия доктора истории можно называть чудачеством.
И таких чудаков как Конпол в галактике Алфавит было больше чем слонов. Официальное общественное мнение гласило: "Невозможно прочитать мысли и мысленные слова человека". Чудаки возражали: "Невозможность не значит отсутствие нужной технологии. Вполне возможно мыслекопирование уже давно существует и даже внедрено в эгосферу. И лишь ждёт своего часа, когда либеральная партия, захватит Первый галактический сенат и даст команду на её легальное использование".
Воззрение чудаков считается слишком сложным чтобы его анализировать. Первые выборы в Первый галактический сенат уже на носу. Пора привыкать следить за словесными мыслями.
Доктор Конпол огляделся, зевнул и расслабленно потянулся. Размышления о мыслекопировании всегда ограждали его от опасных поступков. Заговор либералов был его любимой темой позволявшей отвлечься от всех опасных мыслей. А отвлечение позволяло интуитивно принимать правильные решения.
Интуиция вела Джима с самого исчезновения организации "Смерть Свободы". Интуиция сохранила Джиму жизнь и рассудок.
Доктор истории махнул рукой и бросил катану в озеро. Потом скинул с себя простыню и с гиканьем, словно бревно подняв сноп брызг, сам нырнул вслед за клинком.
В толще лазоревой воды, Джим открыл глаза, и по-лягушачьи погрёб руками и ногами. Он не хотел посетить грот, искренне не хотел, и не посетил его. Он хотел, достигнуть дна, достать свой меч, охладить тело студёной, горной водой и вернуться на берег под лучи горячего солнца.
Меч лежал на белом песчаном дне, Джим схватил его и ринулся на поверхность. Его тело с наслаждением впитывала прохлада, словно в этой прохладе сохранилось частичка юного, пубертатного, времени. Тело получило всё что и хотело, а вслед за телом преобразилась душа.
Грот, удачно расположенный в тени скал, не потревоженный, и не выданный случайным посещением будет и далее казаться лишь тенью от уступа кальдеры, кусочком ночного, беззвёздного неба, тёмным камнем упавшего в озеро и застывшего на глубине.
— Что я оставлю на этой древней земле? Какой урожай снимут мои ученики? — пафосно и лживо воскликнул Конпол когда, вылез из озера — Крупинки моей души это хорошие семена. Пусть они дарят радость всем, кого занесёт в этот засушливый край. Пусть мой посев прорастёт корнями сквозь столетия, а ветвями достанет птиц и принесёт румяные оранжевые плоды!
Джим махнул катаной и срубил ветку ближайшей сосны, его внимание оставило скрытый озером грот в покое. Теперь доктор истории думал о более приятных вещах. И хотя действие м-оргазма закончилось, тело Джима покрылось мурашками и синими прожилками.
Из раны на дереве сочилась липкая густая смола янтарного цвета, в которой уже увязли крошечные мошки.
5. Социум
Доктор истории Джим Конпол "как все привыкли считать" довольно известный классический учёный старой школы. Его научные достижения пока ещё не затерялись среди достижений прочих миллионов современных историков и кто-то даже следит за его поступками и словами. Интеллектуально извернувшись, он всё ещё может вызывать локальный "стереотипный фурор", правда без широкого внимание "ординарных" людей.
В настоящее время самые известные историки это "реставраторы древнего мира" — учёные делающие историю человеческой цивилизации захватывающей, героической, трагической, умной и интересной.
Джим специалист в другом направлении. Он основатель "современного восприятия творчества первобытных людей", и мастер по созданию "симуляций зарождения человеческого социума". История социума это задача "второго уровня приоритета". Научные подвижки на этом уровне в фокусе и у межпланетных государственных структур, и у межпланетных общественных организаций, и у официальных и неофициальных маргиналов.