Часа полтора я сидел на кухне, размышляя над этим.
Потом на кухню вышел полковник и сказал, чтобы я много-то не болтал. Я подумал, что Петр Созонтович имеет в виду плакат «Свободу майору Лупилину!», что стоит у меня в комнате, и начал объяснять свое отношение к вопросу о правах человека, но оказалось, что полковник говорит о Екатерине Тихоновне.
Признаться, эта логика оказалась недоступной для моего понимания, и я долго думал: при чем тут Екатерина Тихоновна?
Но вообще-то Петр Созонтович понравился мне.
Он опять расспрашивал о подготовке полета на Юпитер. Я сообщил, что уже определился четвертый участник полета: Ш-С.
— К сожалению, — признался я, — существуют некоторые материальные затруднения. Все оборудование сейчас сильно вздорожало.
— Материальные трудности не должны волновать вас… — сказал Петр Созонтович и, вытащив из кармана пачку денег, отсчитал мне триста рублей. — Бери! На науку нам денег не жалко! А если надо будет ещё — дам!
Потом — я в это время вспоминал слова депутата Векшина, сказанные им Ш-С., о том, что не нужно бояться капитализма, — Федорчуков спросил, нельзя ли заменить в экипаже Полякову майором Лупилиным?
Я ответил, что и сам очень переживаю за судьбу Абрама Григорьевича, но — увы! — ничего не могу поделать. Список экипажа утвержден на галактическом совете.
— Слава Богу, — сказал я, — что последнее время Абрама Григорьевича наказывает только Екатерина Тихоновна. Все-таки ее пощечины не так разрушительно действуют на его организм, как нагайка казака Вити.
— Ну и хрен с ним! — сказал полковник. — Нельзя, так нельзя. Летите, как запланировано. Здесь тоже кому-то надо работать.
Он попил со мной остывшего кипятка и ушел спать.
Вернулся из командировки — он где-то пропадал две недели — Давид Эдуардович Выжигайло-Никитин.
Казаки обрадовались, увидев его.
Оказывается, Особый комитет уже давно выдал им разрешение на погром, и казаки ждали только возвращения Давида Эдуардовича.
Погром происходил мирно и деловито.
Племянник Стёпа и заключенный Лупилин сноровисто таскали ящики с шотландским виски в Приватизационный комитет и «станицу». Казаки стояли рядом с Давидом Эдуардовичем и Петром Созонтовичем и мирно беседовали.
Успокоившись, я отправился к себе, и только там, в своей комнате, обратил внимание на странные звуки, доносившиеся из моего шкафа. Подумав, что это прилетели инопланетяне или пришел Н. Ф. Федоров, я отправился туда, через шкаф, и что же вы думаете — кого я увидел в секретной комнате?
Какой кошмар! Да-да! Настоящий кошмар!
В моей тайной комнате хозяйничали племянник Стёпа и заключенный Лупилин!
В первую минуту я страшно возмутился — ведь был назначен погром Давида Эдуардовича Выжигайло-Никитина, а эти бездельники-антисемиты громили ту посылку, что братья по разуму выделили мне в качестве гуманитарной помощи, но потом я успокоился. В конце концов, все равно с этой посылкой я бы не управился за время, оставшееся до отлета, а так спас от погрома нашего еврея-спонсора.
Жалко только, что сам Давид Эдуардович не понимает этого.
Он даже не сказал мне спасибо, хотя мы уже увиделись, когда он разговаривал по телефону.
— Отец! — кричал он. — Зачем вы эту войну устроили? Ты же знаешь, я пять самолетов арендовал, а вы — я по телевизору видел — опять пиф-паф делаете. Ты знаешь, отец, сколько это нам будет стоить?
— Не беспокойся, дарагой! — услышал я в ответ, хотя и приглушенный трубкой, но все-таки достаточно громкий, так хорошо знакомый мне по телепередачам голос. — Когда абрыкос поспеет, мы уже закончим все. Ты только гранатометы пришли.
— Ты деньги приготовил, отец?!
— А как же, дарагой, разве я обманывал тебя? Занимайся спокойно своим делом и не смотри этот ящик.
Я специально задержался возле телефона, чтобы Давид Эдуардович мог поблагодарить меня за спасение от погрома. Однако, закончив разговор с Шеварднадзе, Выжигайло-Никитин повесил трубку и, даже не кивнув мне, ушел.
Да. Он действительно незаконнорожденный.
И еврей он тоже какой-то все-таки ненастоящий.
Абрам Григорьевич Лупилин, томящийся сейчас в заключении, конечно же, не поступил бы так.
Сегодня на кухне многие квартиранты жаловались на казачью «станицу».
Оказывается, вчера вечером они до двух часов ночи горланили песни, а потом затеяли уборку. Привели «приватизаторов» и заставили мыть полы.
Видимо, спросонок те работали недостаточно сноровисто, и казаки решили немножко поучить их. А те принялись кричать, вот и перебудили квартирантов.