— Что это?
Я ответил, что знаю, но не скажу, так как вы, Екатерина Ивановна, все равно мне не поверите.
Еще я спросил у нее тогда, чувствует ли она половое сношение на расстоянии. Полякова смутилась и ушла в комнату ждать Векшина, который летал в это время вокруг Луны, оставляя за собой след — правильный круг. Так что еще раз прошу вас исключить Векшина из состава экипажа. Может быть, он и исправится, но пусть вначале пройдет такой же тернистый путь, как я и все остальные Святые.
В дополнение могу сообщить о себе следующие сведения… Теперь я способен ответить на вопрос, который моя мать еще при жизни задавала старому священнику: «Я соблюдаю все посты и молюсь за себя и за своих близких, а все живу хуже остальных и, возможно, не попаду в рай за свои роптания на Бога…» Мать спрашивала, как же надо понимать это учение Иисуса Христа о неверном пути для достижения рая Небесного.
Я отвечаю — так и надо понимать…
Возьмите хотя бы наших миролюбивых чекистов и выдающихся партийных работников (М. С. Горбачева, Э. А. Шеварднадзе и Б. Н. Ельцина) как в годы Отечественной войны, так и в годы перестройки. Ясно, что только благодаря их благородному «неверному» пути на невидимом фронте мы выстояли и учили других быть такими же твердыми духом до конца, хотя зачастую для этого приходилось жертвовать и интересами других, и своими собственными.
Также могу сообщить, что Небесные Силы присвоили мне звание Героя Вселенского Союза еще в 1988 году, когда я сказал умершей матери в присутствии соседей, Лупилина Абрама Григорьевича и Федорчукова Петра Созонтовича, что я восстал против Бога идейно.
А до этого мне снились кошмарные сны, я боролся во сне с дьяволом, но не так, как учила меня верующая мать, а как учил неверующий отец, находящийся сейчас на секретной работе. Отчетливо помню: дьявол душит меня и перебивает молитву «Живый в помощи Вышняго». Я не мог ни разу дочитать этой молитвы до конца. Но она была у меня на устах, когда я, как и отец, работник секретной службы, сражался с дьяволом.
Мать учила меня, что страшные сны Бог посылает нам, чтобы мы вспоминали о дне желанном, от века чаемом, когда наступит необъятного неба ликование…
Вот четвертая молитва, употребляемая мной на сон грядущий: «Ангел Божий, хранитель мой, ложись со мной, а враг сатана отойди от меня, от окон, от дверей, от постели моей».
Три молитвы для спасения своей души и всего человечества, которые я передал Векшину в письменной форме, надо читать ежедневно…
Герой Вселенского Союза, поэт Федор Шадрунков.»
6
И хотя ясно было, что письмо это необходимо вложить в заветную папку, я не сразу сделал это.
Когда в коридоре зазвучал голос Векшина, я воспользовался случаем и спросил, знаком ли Векшин с поэтом Федором Шадрунковым.
— Знаком! — ответил Векшин. — Я с ним младенцев в кочегарке рамбовского роддома жег. Он поллитру шила, зажилил, гад, которую нам главврач выдал!
— Вы, наверное, про прозаика Колю Шадрунова говорите, — сказал я. — Это он в кочегарке работает, а я про Федора Шадрункова спрашиваю.
— А я и Шадрункова знаю! — сказал Векшин. — Очень редкостный идиот. Но жена очень даже ничего у него. А в чем дело?
— Он письмо прислал.
— Покажите!
— Я не думаю, что Шадрункову это понравилось бы.
— А какое нам дело до того, понравится ему это или нет! — сказал Векшин. — Имейте в виду, что Федька, хотя и дурак, но при этом — стукач!
— Стукач?! — удивился я. — Вы уверены?
— Уверен, — отрезал Векшин. — Я сам его у майора видел.
— У какого майора?!
— Ну, в КГБ. В Управе.
— А вы-то, Рудольф Николаевич, что там делали?
— Не то, не то, что вы думаете.
— Я ничего не думаю по этому поводу.
— Нет, думаете!
— Не думаю!
— Думаете!
Чтобы прекратить перепалку, я демонстративно убрал папку в ящик письменного стола и закрыл ящик на ключ, а ключ положил в карман.
Это остудило Векшина.
Он встал и, бормоча угрозы, пошел в сторону редакторского кабинета. Редактор вызвал меня буквально через минуту.
— Вы говорили, что Шадрунков письмо какое-то прислал? — спросил он.
— Да. Я вам докладывал уже.
— Принесите это письмо мне.
— Не могу, — сказал я.
— Почему? — воскликнул Векшин, вылезая откуда-то из-под стола. — Я, Борис Николаевич, как сотрудник органов, требую, чтобы вы немедленно передали это письмо мне!