Конечно, немало написано книг, посвященных проблемам развития молодых упырей, но — скажите! — где вы найдете столь красочные описания редких минут отдыха юного упыря? Где еще сможете познакомиться с миром его увлечений?
А с каким искромётным, но при этом тонким и ненавязчивым юморком написаны эти страницы…
Вот, например, описание старой церкви, в которой находился склад оружия…
Юноша Боря залез туда, взял несколько гранат РГД-33 и принялся колотить по ним молотком, пока они не взорвались. Отбежавшие в сторону ребята с ужасом смотрели на товарища. Они ведь — как это остроумно и мило написано! — не знали, что самому Боре ничего не будет (кстати, один раз ему все-таки срезало осколком два пальца на руке), а их, их-то — вот он искромётный ельцинский юмор! — осколки все равно забьют насмерть.
Еще очень любил юноша Ельцин путешествовать по тайге. Засунет в карман фляжку с кровью и айда в путь! Совсем как в стихах того времени:
А в походной сумке фляга да табак,
Тихонов, Сельвинский, Пастернак…
По-моему, только совершенно необразованный, начисто лишенный чувства юмора человек может не улыбнуться, перечитывая описание путешествия к истоку Яйвы…
«Запасы еды у нас скоро кончились, питались тем, что находили в тайге»…
Читаешь это и словно бы видишь чуть косоватую, но такую знакомую и любимую миллионами телезрителей улыбку Бориса Николаевича…
В самом деле, кого можно встретить в тайге?
Ну, сбежавшего из лагеря заключенного, ну, охотника-промысловика… Едва ли это легко могло быть употреблено в пищу.
Но мы-то знаем, что о пище Боре, действительно, не нужно было думать, потому что пища эта — какой тончайший юмор! — покачиваясь от голода, сама шла рядом с ним и в нужную минуту всегда можно было подозвать ее.
«Прожить там… — с неподражаемым юморком замечает Борис Николаевич в своей «Исповеди», — конечно, можно было какое-то время».
А путешествие юноши Ельцина с уголовниками на крыше вагона?
Уголовники принялись играть с юношей-упырем на его жизнь!
— Если ты сейчас проигрываешь… — пригрозили они, — мы тебя на ходу скидываем с крыши вагона — все, и привет, найдем такое место, чтоб ты уже основательно приземлился…
Словно бы пряча в строчки свою косоватую улыбку, Борис Николаевич пишет: «Что дальше произошло, сейчас мне сложно понять»… — и тут же добавляет, что все-таки «что-то человеческое проснулось в них» и «после той игры они меня… даже зауважали».
Или эпизод с полковником из Запорожья, которому Борис Николаевич поставил условие «кормить. Причем кормить хорошо». Что там Джером К. Джером или М. Е. Салтыков-Щедрин!
Правда, как я знаю по некоторым отзывам, кое-кого коробит слишком явно выраженное превосходство Бориса Николаевича над рядовыми людьми.
Что тут скажешь?
Не знаю, господа… По-моему, нам уже давно пора отбросить ханжескую и лживую мораль, что была порождена идеями о всеобщем равенстве. Давно пора похоронить эту мораль под обломками тоталитарного государства.
Поймите, господа, упырь по природе своей выше любого, даже самого талантливого человека. Вы можете быть бесконечно умнее господина Чубайса, можете высмеивать его тупость и жадность, но вы никогда не сможете стать таким же, как Чубайс, потому что упырем надо родиться.
Вот, например, смогли бы вы отключить электричество в роддоме у новорожденных? Нет? Что ж вы тогда рассуждаете о равенстве, если даже и такого пустяка не можете сделать!
И тем не менее с прискорбием должен отметить, что до сих пор отношения живых людей с упырями чрезвычайно запутаны.
На пути обыкновенного человека к своему упырю стоят многовековые баррикады предрассудков, возведенные недобросовестными учеными. Многие века эти, с позволения сказать, исследователи, распространяли самые нелепые поверья.
Они утверждали, например, что в упыря якобы превращается труп человека, если через него перепрыгнет черная кошка… Надо ли объяснять всю вздорность этих слухов? Еще в шестнадцатом веке выдающийся английский исследователь лорд Гаррисон провел восемь тысяч шестьсот тридцать девять опытов с трупами и кошками. Случаев «оживания» трупов было зарегистрировано всего пять, да и эти пятеро так же мало походили на настоящих упырей, как, например, молодая, цветущая девушка — на манекен, на котором портниха наметывает будущее платье.