Разбудив генерала Орлова, я рассказал ему о готовящемся побеге.
— Бежать, говоришь, надумал? — почесываясь, переспросил генерал. — Ну-ну. Видно, кворум ему давно не считали. Катя! Слышала?
— Слышала, — Екатерина Тихоновна откинула одеяло и села в постели. — Чего с него взять, если в депутатах блытался. Пакостник такой.
Она зевнула, потом посмотрела на меня.
— Ну, чего уставился, Федя? Голой, что ли, своей супруги не видел? Подай халатик — вон там лежит.
Стараясь не смотреть на такую прекрасно-розовую Екатерину Тихоновну, я исполнил ее просьбу. Хотя халатик был из яркого желтого шелка с крупными красными цветами, но в комнате сразу стало как-то серее, как будто убавили свет, когда Екатерина Тихоновна накинула его на свои плечи.
Запахнув халатик, Екатерина Тихоновна встала.
Григорий Иванович тем временем натянул шаровары с лампасами, офицерские сапоги, засунул за голенище плеть и пошел открывать чулан.
Мне он поручил отыскать спрятанные депутатом брюки.
Я нашел эти брюки не сразу. В корзине с грязным бельем их не было, хотя я перебрал все вещи. Оказалось, Векшин и тут обманул меня — он засунул грязные брюки Давида Эдуардовича Выжигайло-Никитина под ванну…
Когда я вышел с брюками на кухню, Екатерина Тихоновна уже сидела в кресле и курила сигарету, наблюдая за разговором генерала Орлова с узниками.
Голые, в одних только передниках, они стояли возле стены, а генерал Орлов, похлестывая плетью по голенищу сапога, неторопливо прохаживался вдоль этого не очень-то героического строя.
— Нашел? — спросил он у меня.
— Да, — сказал я. — Векшин их под ванну засунул.
— Одни брюки были?
— Одни.
— Ну ладно… — генерал Орлов повернулся генерал к майору Лупилину. — Значит, говоришь, депутат тебя бежать уговаривал?
— Так точно!
— И почему же ты не побежал, а?
Майор замешкался с ответом, и генерал несильно ударил его волосатым кулаком по лицу.
Что-то хрустнуло в майоре, он качнулся назад, но тут же выпрямился, застыл, как прежде, вытянув руки по швам.
— Как можно-с, господин генерал! — не обращая внимания на текущую из носа кровь, ответил он. — Я не имею права покидать территорию этой квартиры без вашего разрешения-c!
— Прости его, Гриша, — мягко проговорила Екатерина Тихоновна. — Он не хотел тебя огорчать. Это депутатова работа!
— Слышал? — сказал генерал Орлов майору. — Пойди, принеси тряпку. Подтирать будешь.
И он повернулся к депутату Векшину.
Почему-то, хотя во сне Векшин и пытался укусить меня, мне стало жалко его.
— Извините, Григорий Иванович, — сказал я. — Рудольф, конечно, виноват. Но я обещал, что вы не будете его чрезмерно наказывать.
— Да, Гриша, — поддержала меня Екатерина Тихоновна. — Высечь высеки, но поаккуратнее. Чтобы работать мог. А ты, Федя, возьми там, в шкафчике, бутылку. Налей, а то сердце чего-то защемило.
— Как скажешь, Катенька! — сказал генерал и скомандовал майору, чтобы тот принес из коридора скамью.
Сам же подошел к столу, на котором, исполняя просьбу Екатерины Тихоновны, я уже поставил два стакана — один для своей супруги, другой для себя, и осушил мой стакан.
Я хотел сделать ему замечание, но увидел, как затягиваются дымкой черно-петуховые глаза, и промолчал. Поставил на стол еще один стакан для себя.
— Николай Федорович Федоров, — сказал я, наполняя стаканы, — считал, что первоначальный быт человечества отличался решительным перевесом причин к единению над поводами к разъединению. Мне хотелось бы выпить за то, что в нашей стране в целом и квартире в частности мы продолжаем при этом сохранять этот душеполезный баланс.
— Какой у меня супруг умный! — сказала генералу Орлову Екатерина Тихоновна. — Ничего понять невозможно. Не то что у тебя. Тебя, Гриша, право же, иногда даже и слушать неинтересно.
— Мы Федоровых в партшколе не проходили, — закусывая, сказал генерал. — Там все про равенство и братство да про общность советских людей толковали. Вот мы и общаемся, понимаешь ли.
Майор Лупилин тем временем — это ли не живая иллюстрация перевеса причин к единению над поводами к разъединению! — привязал депутата Векшина к скамье, и генерал Орлов встал.
Вытер о штаны руки и взял плеть.
— Ты, Гриша, не увлекайся! — глядя на широкую спину генерала, попросила такая прекрасная, такая нежная и заботливая сегодня Екатерина Тихоновна. — Депутатов беречь велят, я по телевизору слышала.