— Но сами-то вы согласны?! — спросил Давид Эдуардович.
— Сам я согласен, — ответил я. — Если, конечно, может иметь какое-то значение согласие человека, обремененного друзьями-зэками, женой и еще генералом, который спит с его женой.
— Ну, а это мы посмотрим, — сказал Давид Эдуардович.
— Посмотрите, Давид Эдуардович, — грустно сказал я. — Обязательно посмотрите.
Здоровье голубовато-зеленого Бориса Ельцина портится, но — слава Богу! — пока все тихо на улицах. В Москве — спасибо за это мэру Лужкову, а у нас — мэру Собчаку.
По вечерам, когда мэр Лужков собственноручно купает своих дочек, его бейтары, натянув на лица женские чулки, проходят Красной Пресней, охраняют покой господина Лужкова и дочерей, которых он купает, как написано в газете, в корыте.
У нас покой охраняют омоны Собчака.
Слава Богу, скоро уже кончается это время «В».
Скоро мы все заживем в Обетованной Галактике.
Как страшно и тревожно бывает порою в полетном времени.
Еще вечером мы пили вместе с генералом Орловым и моим шурином в кухонной рубке, а сегодня выяснилось, что Орлов вынашивал планы государственного переворота и готовил казачью сотню для уничтожения многих видных чекистов нашей демократии.
Об этом рассказал мне шурин.
Оказывается, когда я заснул на диване, генерал Орлов решил начать переворот, и когда шурин воспрепятствовал этому, Орлов, боясь разоблачения, разбил себе голову о батарею парового отопления.
Шурин мне чем-то очень симпатичен.
Есть в нем что-то очень надежное.
Во-первых, он очень похож на свою сестру Екатерину Тихоновну. Во-вторых, он отчаянно смелый человек. Настоящий мужчина в женском чулке.
— Где генерал сейчас? — спросил я.
— Далеко, — ответил шурин и усмехнулся.
— Мужайтесь, Федор Михайлович! — сказал Давид Эдуардович.
Я предложил почтить память генерала минутой молчания, а потом, когда шурин ушел на службу, хотел пойти к Екатерине Тихоновне, но Екатерина Тихоновна сказала, что не нужно менять наших супружеских отношений.
— Но ведь генерала Орлова больше нет! — воскликнул я.
— Зато есть Давид Эдуардович! — мягко сказала Екатерина Тихоновна.
— Вы не переживайте, Федор Михайлович! — утешил меня Давид Эдуардович. — Разве это важно теперь? Посмотрите, что по телевизору происходит!
События, произошедшие в нашей квартире, не прошли бесследно для Москвы.
На экране телевизора творилось нечто невообразимое.
Тяжелые грузовики врезаются в стеклянные стены телецентра «Останкино». Стучат автоматные очереди. Падают улетающие на Луну люди.
Хотел поговорить с депутатом Векшиным, обсудить с ним создавшуюся политическую ситуацию, но Векшина не было.
Абрам Григорьевич рассказал мне, что Векшин ушел.
— В колготках? — спросил я. — Нет! Ему брюки выдали. Отпустили его.
Это тоже новость.
Даже и не знаю, как отнестись к ней.
У Н. Ф. Федорова по этому поводу не смог найти ничего подходящего.
***
Раньше я недооценивал талант артистки Ахеджаковой, но эта ночь переменила мое мнение.
— А где же наша армия?! — повизгивая, кричала она прямо в нашу кухню с экрана телевизора. — Почему она не защищает меня от этой конституции?
Уже тогда я понял, что, услышав этот визг, офицеры, натягивая на лица женские чулки, побегут к своим танкам и примутся палить по Белому дому.
Вот что значит слово такой замечательной артистки!
Отважные чекисты демократии — наши офицеры-танкисты защитили всех нас от этой злобной Конституции — и Ахеджакову, и Бориса Николаевича, и Егора Тимуровича, и депутата Векшина, и майора Лупилина.
Надо было бы наградить их.
И наиболее отличившимся из них — выдать по ахеджаковскому чулку. Пускай носят на офицерских мундирах как свой главный орден.
— Смотри, как интересно получается, — рассуждал сегодня пьяный мужик в магазине. — Когда Ростропович первый раз приезжал, августовская заваруха случилась. А нынче Ростропович концерт на Красной площади дал и, пожалуйста, парламент расстреляли из танков. Что это, Ельцин специально к приезду Ростроповича такие штуки устраивает? Кто он такой, этот Ростропович?!
— Артист! — ответил ему другой мужик.
Я не стал вмешиваться в этот разговор. Но все равно было досадно. Вроде бы и не глупые люди, а в природе таланта Ахеджаковой и Ростроповича совершенно не разбираются.