Но, хотя и смыто с нашей квартиры позорное пятно, заботы не уходят.
Сегодня на собрании ячейки (я вытребовал майора Лупилина под предлогом уборки моей комнаты) мы обсуждали, что вице-премьера хорошо было бы продвинуть в президенты, если бы не было Лужкова. Но Лужков есть. И сразу видно, что это очень сильный претендент. Конечно, и вице-премьера никто не избирал, но ведь Лужкова не избирали больше! И выгнать Лужкова старались сильнее! А вице-премьера, хотя он тоже не ушел, гнали слабее. А Лужкова и Моссовет выгонял, и Верховный совет, а он удержался. Просто сказал, что не будет выборов и точка. А коли и будут — только за Лужкова голосовать извольте. И день, и другой, и третий, и неделю, и месяц, и год голосуйте, пока не выберете. Вот такой он, Лужков. Его, конечно, тоже хорошо в президенты, если бы не было Собчака.
Не знаю, просто голова пухнет от этих забот.
Когда Лупилин закончил с уборкой, велел идти в чулан — отдыхать. Сейчас приближаются такие события, когда всем нам потребуется много сил.
Мне не нравится в майоре эйфорийный восторг, дескать, теперь, пусть и не сразу, жизнь таки начнет налаживаться. Боюсь, что эта неумеренная мечтательность приведет к крушению всех идеалов демократии.
Катастрофа!
Результаты выборов ошеломили всех. «Выбор России», хотя в него и входит столько отважных офицеров, натянувших на свои лица чулки Ахеджаковой, не победил на выборах. Это невероятно! Ведь они же победили тогда, у Белого дома!
Какой ужас!
И в правительстве происходит что-то непонятное — Черномырдин с каждым днем все сильнее становится похожим на Горбачева. Если так дело и дальше пойдет, то скоро у него и пятно на голове проявится.
Что тогда будет?!
Куда идет наша история?
Увы.
Далеко не все понимают, что различие в понимании истории, как учил Н. Ф. Федоров, есть следствие сословного разъединения, то есть распадения на отдельные сословия; точно так же как истории местные, народные, западные или восточные суть результат распадения рода человеческого на отдельные народы.
Сегодня я объяснял эту мысль Рудольфу Векшину, но он не воспринял ее, поскольку упорно твердит теперь о том, что он — патриот и всегда был патриотом, а не демократом.
— Векшин! — сказал я. — Ты бы вначале спросил у меня, что такое патриотизм? Что такое народ? Спроси, и я отвечу тебе, что народ, как обособившаяся часть распавшейся семьи человеческой, есть выражение не общей славы этой части в прошлом, а общего тщеславия и общей воли, то есть желания оставаться и в настоящем при этом тщеславии. Как же можно гордиться тщеславием?
— Но ведь вы на собрании нашей партячейки, Федор Михайлович, говорили о своей гордости за русскую водку, за советский балет, за чекистов нашей демократии! — сказал майор Лупилин, внимательно слушавший наш разговор.
— Да, — сказал я. — Я говорил. Но обратите внимание, Абрам Григорьевич, что я говорю о гордости за то, что соединяет нас с единой семьей человечества. Русская водка. Советский балет.
— И особенно чекисты, — ехидно вставил Векшин.
— Да, Рудольф! — ответил я ему. — Именно чекисты нашей демократии особенно крепко связывают нас с общечеловеческими ценностями и общечеловеческой семьей. Ибо, как говорил Н. Ф. Федоров, истинный культ предков не в славе, а в деле.
Векшин не нашелся, чем возразить мне.
Да и кто бы мог возразить? Если понятие нации, а тем более народа, так трудно поддается определению, то это только подтверждает, что для народов необходимо соединение, а не разъединение.
Странный сегодня приснился сон.
Видел зеленовато-голубого Жириновского.
И с кем бы, вы думаете, он разговаривал? С таким же голубовато-зеленым Борисом Николаевичем.
Пыталась заползти в комнату, где происходил разговор, Ахеджакова, но Борис Николаевич швырнул в нее пустую бутылку и Ахеджакова, взвизгнув: «Защитите меня от Конституции!» — уползла.
А Борис Николаевич и Жириновский продолжили разговор, чего теперь с Россией делать. Говорили, что не от Конституции надо защищаться, а от народа, но как именно — я не понял.
По-турецки разговаривал Владимир Вольфович.
А Борис Николаевич сидел и важно кивал головой, хотя ведь он тоже, как и я, турецкого языка не знает.
И от этого почему-то очень тревожно.
Вот такой: непонятный, весь как будто на турецком языке, голубовато-зеленый сон приснился.
***
Признаться, я не понимал смысла демарша Егора Тимуровича Гайдара против строительства нового парламентского центра.
Но сегодня приходил шурин и все объяснил.