Или когда пенсионер Лимонов из Второго Федочуковища отбил атаку дилеров на памятник Ленину?
А может быть, с того момента, когда необъяснимо и резко упал урожай водки?
Не знаю.
Не убежден.
Я перелистываю пожелтевшую газету и чувствую, как, нарастая, поднимается во мне тревога.
Но какую же тревогу ощущали сами рельсовцы в предчувствии надвигающихся Перемен. А ведь эта тревога усиливалась еще и оттого, что события приближались незаметно, исподволь, и только тогда становились объектом общественного внимания, когда поправлять что-либо было поздно.
Но не будем, однако, нарушать порядок скорбной хроники.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ, или ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ПЕРВОЕ
Рельсовск с незапамятных времен населялся представителями различных национальностей, среди коих не последнее место занимали евреи.
Относились к ним в городе по-разному.
Пропащие рельсовцы, подобно А. И. Солженицину, склонны были винить евреев во всех несчастьях, происходивших с ними в последние столетия.
Но другие горожане — а их было большинство! — подобного мировоззрения не разделяли. Даже напротив, встречаясь с евреями, они почему-то всегда краснели, опускали глаза, старались побыстрее прошмыгнуть, словом, вели себя, будто заняли трешницу, а отдать позабыли.
И очень любили в Рельсовске порассуждать на тему неведомо откуда взявшейся, но такой неизбывной вины перед евреями.
— А как же иначе?! — отвечал на это Федор Михайлович Любимов, прозванный в Рельсовске мыслителем. — Какой же это яврей, ежели ты себя перед ним виноватым не чувствуешь? Это фикция одна, а не яврей!
— Но вина-то, вина-то откуда? А, Федя? Чего мы худого этим явреям сделали, чтобы виноватыми себя чувствовать?
— А хорошего чего? Ничего? Ну вот, отсюда и виноватость! Им же, явреям, если разобраться, тоже нелегко. Мучаются, бедные, что таким народом бестолковым управлять должны. А вы еще и не цените, оттого и сами мучаетесь, виноватость ощущаете…
Так просто и ясно разъяснял мыслитель самые загадочные явления природы, и восхищенные земляки не уставали дивиться его уму. Поспорив для приличия, они всегда потом хвалили Федю.
— А умной ты черт, однако… — говорили они. — Тебе бы в депутаты куда податься, а ты у ларьков спиваешься.
— Кто это сказал, что я спиваюсь? — удивлялся Федор Михайлович. — Вот дед у меня, да. Дед алкоголиком был. Отец тоже пил, но уже не так. А я совсем, можно сказать, против них слабо пью. И сын. Нет. Сын вообще не пьет, ему еще потерпеть надо пару лет. Вот когда три года исполнится, пускай догоняет нас, если сумеет. А что? Такая нация, понимаешь ли. Генсек пил, президент пьет. Что? Михаил Сергеевич мало пил? Ну, правильно.. У него и пятно на лбу от этого выросло, и с президентов его выгнали. А в президенты назначили другого достойного алкаша. Наш теперь человек в президентах.
— Депутат! Ну, чистый депутат! Прямо как Галка, чешет! — восхищались собутыльники.
— В депутаты он могёт, это да… Только чего мы-то без него делать будем? Мало ли еще чего спросить придется…
— Да. Депутатов и так хватает. А нам Федя и самим нужен!
Но мы отвлеклись…
Неизбывная рельсовская виноватость перед евреями, если и не украшала город, то, как справедливо отмечали наблюдатели, заметно смягчала местные нравы.
— Вот сука, а?! Подвинься, говорит! — возбужденно кричал у пивного ларька начальник местной милиции Петр Николаевич Исправников. — Мне, говорит, выходить надо! Ну, хотел я этому козлу в морду врезать, а потом думаю: вдруг еврей. Нехорошо тогда получится, решат, что антисемит я, из милиции выгонят.
— Да какой это еврей, Петр Николаевич? Я ж его знаю… Самый обычный инженер, в Восьмых Федорчуковищах живет. Вполне можно было по морде дать.
— Так откуда ж знать, — тяжело вздыхал Петр Николаевич. — Сомнение, понимаешь, взяло… А он, сука, понимаешь, воспользовался этим, сошел на остановке. Вот ведь гад! Пусть теперь только попадется мне!
Случай этот, а о нем даже в газетах писали, не единственный пример благотворного влияния городских евреев на местные нравы.
Или вот другой пример, также почерпнутый нами из газет.
Собирает, бывало, Петр Николаевич Исправников народ.
— Ты, — говорит, — на демонстрацию пойдешь. А ты чего встал? В морду давно не получал? Ты кем сейчас?! Ты вообще за демократию или совсем дурак, а?!
— Ну, кем-кем? — отвечают ему. — Пару раз демократом был. Пару раз коммунистом. Одно время в Районном Комитете Охраны Рельсы работал. Сейчас шабесгоем у Якова Абрамовича служу.