Не вспомнил.
Выпив кофе, он спросил, нет ли у меня водки, и когда я сказал, что и водки нет, и денег на водку нет, потому что мне теперь не платят пенсию, обиделся и ушел.
А я снова задумался, надо ли включать его в экипаж для переговоров с Парламентом Вселенной. Достоин ли он этой чести?
Порадовало другое…
Минут через пять после Векшина вернулась домой Полякова.
Я взял бутылку водки (водка у меня была, я обманул Векшина) и пошел к Поляковой, и мы просидели весь вечер вместе. Уже выпив, я прочитал Поляковой стихи, которые должны были выйти в № 9, а теперь появятся в № 11 или № 12. Стихи такие:
Умирал на Марсе звездолетчик,
Красной пылью заволакивало след.
И в глазах, темнеющих, как ночи,
Догорал далекий звездный свет…
Гасли друг за другом поколенья
В красной марсианской тишине…
И рассыпались в последнее мгновенье
Звезды, как росинки на стерне…
Улыбнулся звездолетчик и затих
Вдалеке от Родины-Планеты.
И стояла рядом, словно обелиск,
Голубая, как Земля, ракета…
Поляковой стихи понравились.
— Страшно, наверное, умирать вдалеке, — сказала она и заплакала.
Я попытался ее успокоить.
Обнимая Полякову за плечи, я гладил ее красивую коленку и шептал, что не надо так волноваться — в нашем полете безопасность гарантирована. Мы победим пространство и время и свергнем иго Канта.
— Правда? — спрашивала Полякова.
— Правда, Полякова, правда! — отвечал я.
Тревожное время.
Все вокруг говорят о рынке и приватизации жилья.
Сегодня на кухне у нас было общее собрание.
Возникло оно стихийно.
Абрам Григорьевич Лупилин и Петр Созонтович Федорчуков подсчитали, что нам, чтобы приватизировать квартиру, надо внести от каждой семьи по восемьдесят тысяч рублей.
— Это сколько же водки можно выпить! — возмущался Петр Созонтович. — Если даже у спекулянтов брать, все равно двадцать тысяч поллитров выходит. Откуда у рабочего человека такие деньги?
— Вам еще больше надо, — заметил Абрам Григорьевич. — За супругу-то вашу кто — папа римский платить будет?
— А при чем тут супруга?! — возмутился Петр Созонтович. — Она не прописана здесь.
— Ну и что же? — сказал Абрам Григорьевич. — Супруга у вас — не Боцман, не кот какой-нибудь, а гражданка таки. Со всеми вытекающими последствиями. Значит, господин номенклатурный работник, хоть прописана она, хоть не прописана, а надо платить и за нее. Хватит уже, посидели на нашей шее. С каждой семьи по восемьдесят тысяч выходит, а с вашей — сто шестьдесят.
Цифра эта показалась Петру Созонтовичу немыслимо большой, и хотя я и объяснил ему, что это только сейчас такой большой она кажется, а после Нового года, когда отпустят цены, она как бы и уменьшится раз в десять, но на Петра Созонтовича мои увещевания не подействовали.
Он замкнулся и, усевшись возле своего стола в углу кухни, с грозным номенклатурным шумом начал пить чай.
Я опасался, что он, как бывший партаппаратчик, позволит сейчас себе какую-нибудь антисемитскую выходку, но Полякова разрядила обстановку.
Она сказала, что все это пока только разговоры. Надо точно узнать о приватизации. Поэтому необходимо создать квартирный приватизационный комитет, в который она предлагает включить Абрама Григорьевича и Петра Созонтовича, а также ее, Полякову, поскольку у нее есть знакомые — она хорошо знакома с депутатом Векшиным.
Предложение Екатерины Ивановны было принято.
И только тогда — все это время мне приходилось следить, чтобы Петр Созонтович не допустил какой-нибудь антисемитской выходки! — я понял, что произошло неладное и беда подкралась с другой стороны.
— Позвольте! — сказал я. — Получается, что только меня и не включили в приватизационный комитет?
— Нет-таки, молодой человек! — ехидно улыбаясь, возразил Абрам Григорьевич Лупилин. — Кот Боцман тоже-таки без должности оказался.
— И Екатерина Тихоновна Федорчукова… — улыбнувшись, добавила Полякова.
— Но она же и не прописана здесь.
— Ну и что? Какое тебе дело, любезный супруг, до того, кто здесь прописан, а кто нет.
Меня эти возражения не убедили.
Я начал говорить о статусе ответственности квартиросъемщика, которым обладаю, а также о дружеских связях не только с депутатским корпусом и демократической прессой, но и с миром пришельцев — гостей из космоса, а также с господином Федоровым.