В промежутках между дискуссиями и дилеры, и членкоры сочиняли возмущенные телеграммы в столицу нашей Родины — город НАТО.
Телеграммы — увы — так и не удалось отправить, поскольку выяснилось, что телеграф уже шесть месяцев назад был приватизирован, и в его залах разместилась центральная биржа Рельсовска.
— Если бы я знал! — рвал на себе волосы бывший глава администрации, а сейчас президент Двухлитрового банка Яков Абрамович Макаронкин. — Если бы я знал такое, разве стали бы мы приватизировать телеграф? У нас еще больница не приватизирована! Ведь и в школе можно было биржу разместить. Что там, в школе, делает Пятилитровый банк господина Громыхалова?
— А что в детском саду делает ваш двухлитровый банк, господин Макаронкин? — кричал в ответ уполномоченный Пятилитрового Банка господина Громыхалова. — Вы хотите сказать, для Центральной биржи не хватило бы места в детском саду?!
Да.
Такого взлета патриотизма не помнили площади древнего Рельсовска со славной поры двенадцатого года, когда собирали здесь ополчение для армии фельдмаршала Кутузова.
Яростные споры не стихали на площадях дотемна.
— Рельсовск есть русский город! — торжественно объявили на своем заседании членкоры.
— Нет! — решительно опровергли их брокеры. — Рельсовск не есть не русский город!
— Брокер есть набитый дурак! Рельсовск всегда будет русским городом.
— Это членкор не есть умный меншен! — отвечали дилеры. — А Рельсовск не есть иностранный штадт.
После чего дискуссия неотвратимо перерастала в драку.
Дрались в тот день повсюду.
Дрались на городских стритах, дрались в оврагах и даже на крышах офисов тоже дрались.
— Есть!
— Не есть! — гремело в облетевших садах и брокерских конторах, на пригородных перронах и в Комитетах Охраны Рельсы.
Особенно отличился в те дни Петр Николаевич Исправников, недавно назначенный директором НИИ Человека и Трупа.
Не опасаясь уже прослыть антисемитом, он носился по Рельсовску и, не разбирая, работал кулаками, едва только замечал недостаток патриотизма.
— Ах ты, сука! — говорил он и с разворота лупил прямо по зубам.
Особенно сильно в тот день досталось от него известному своими антисемитскими настроениями Вите-райкомовцу, а также поэту Евгению Иудкину, который трудолюбиво, как бурундук, стремился запечатлеть в стихах Второе исчезновение, поскольку за поэму о Первом исчезновении он получил Большую литературную премию «Пэн-дилер».
Забегая вперед, скажем, что цикл стихов Евгения Иудкина о Втором исчезновении, который он завершал, залечивая полученные увечья, был отмечен литературной премией «Золотая рельса».
Побили, между прочим, и надежу — богатыря Марка Кузьмича.
Но это случилось еще утром, когда громили «Полулитровый банк Брокер Марк Калужников и К°».
ПЯТОЕ АВТОРСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
Прерываю повествование, предвидя ваши удивленные возгласы по поводу дивного устроения города Рельсовска и его жителей.
Дивно? Конечно же, дивно.
Но — увы-увы! — я не могу дать вам необходимых разъяснений, поскольку хотя и запрашивал свои масонские инстанции, однако разрешения на публикацию секретных сведений пока не получил.
Намекну только, что многие события здешней истории происходили и происходят в рамках программы подготовки передислокации в другую Галактику. А техника межзвездных перелетов не допускает различия между членами экипажей по национальному, половому и даже возрастному признаку. В межзвездных перелетах, как и в алкоголизме, нет ни эллина, ни иудея — одни только земляне.
Как говорил Н. Ф. Федоров, «перед лицом космической силы умолкают все интересы, личные, сословные, народные, один только интерес не забывается, интерес, общий всем людям, т. е. всем смертным».
Но всё-всё.
Умолкаю, чтобы не нарушать режим секретности и не подвергать вас опасности, которое несет в себе несанкционированное вышестоящими инстанциями знание, о котором и говорится, что многие знания умножают великие печали.
Вы можете пытать меня, пригласив директора Института Человека и Трупа Петра Николаевича Исправникова или полевого командира Витю-райкомовца.
Но что вы выведаете, я и сам не знаю.
Признаюсь, что я тоже, как и вы, пока еще не до конца посвящен в Замысел, то есть сам Замысел известен мне, но детали — нет.