— Сразу не надо, пускай по порядку вспоминает, — Петр Николаевич повернулся ко мне. — Ты-то, Афоня, готов?!
Где-то в газете я читал, что бывают минуты, когда человек может вспомнить язык, разговор на котором он слышал много лет назад.
Теперь я сам знаю, что такое бывает.
Нечто подобное случилось со мною, когда я услышал, как заскрежетали шестерни сооружения, налаженного помощниками Петра Николаевича Исправникова.
Словно молния, пронзило меня давно забытое воспоминание.
О, как же я мог забыть, что однажды, выполняя секретное задание Межпланетного Масонского Центра, я уже посещал Рельсовск и тогда меня звали Туликовым Афанасием Никитичем.
Помню, когда закончились командировочные, мне пришлось устроиться здесь в кооперативный ларек торговать огурцами.
Да-да, огурцами.
Однако уже к вечеру второго дня выяснилось, что и гири в ларьке подпиленные, и огурцы краденые, и вообще кооператива, в который я устроился, не существует.
Как я мог позабыть, что из тюрьмы меня освободил тогда начальник рельсовской милиции, нынешний директор НИИ Человека и Трупа Петр Николаевич Исправников. Он условился, что я оформлю на свой несуществующий кооператив ссуду в банке на два миллиона рублей, один из которых и передам Исправникову.
Да, я согласился тогда, и на оставшийся миллион приобрел себе новый паспорт и занялся бизнесом.
— Ну вот! — одобрительно сказал Петр Николаевич. — А ты говоришь, что я ошибся. Так где ты сказал, Афоня, пластическую операцию сделал?
Я ответил, что мой приемный отец, Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе, устраивал меня для этого в закрытую клинику, где лечатся наиболее значительные министры, депутаты и дикторы телевидения, когда у них от вранья искривляются лица.
— Отчаянный ты человек, земеля! — сказал Петр Николаевич. — Разве можно деньгами раскидываться. С пластикой твоей и у нас могли поработать. Причем совершенно бесплатно. А денег ты ведь помнишь, сколько должен мне?
— Помню, — опустив голову, соврал я, поскольку огорчать Петра Николаевича мне не хотелось.
— Это хорошо! — похвалил меня этот выдающийся деятель рельсовской истории. — Ну, пойдем, ребята, делов-то столько еще.
— Петр Николаевич! — воскликнул я. — Вы забыли меня вынуть отсюда.
— Куда ты торопишься, земеля, — сказал Петр Николаевич. — Повиси еще маленько, повспоминай.
— Но я ведь вспомнил уже все! — закричал я вслед Петру Николаевичу. — Что вы хотите, чтобы я еще вспомнил?
— Человеку, земеля, всегда есть, что вспомнить о себе, даже когда и кажется, что он уже все вспомнил, — засмеявшись, сказал Петр Николаевич. — Это такая поговорка у нас, рэкетиров.
Тот визит в лабораторию Петра Николаевича Исправникова — а к описанию его придется еще вернуться! — помог мне ярче представить события рельсовской истории, которые предстоит описать, а отчасти и сделаться участником их.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ, или НА ПОРОГЕ ЧЕТВЕРТОГО ИСЧЕЗНОВЕНИЯ.
НАЧАЛО
Так совпало, но именно тогда, в ходе двести тридцать четвертой гражданской войны, когда я посетил чудодейственную лабораторию Петра Николаевича Исправникова, местные сникерсы — следопыты разыскали неизвестного рельсовского жителя.
И хотя из стихотворения Евгения Иудкина — это стихотворение теперь изучали и на уроках Родной Рельсовской Речи, и на уроках Родной Рельсовской Истории — юные следопыты доподлинно знали, что теща Бориса Николаевича Президента, обещавшего лечь на рельсу, умерла, снова в городе началось брожение умов.
Одни утверждали, будто найденный следопытами неизвестный житель — самозванка, другие говорили, что никакая это не самозванка, а самая настоящая баба Вася, самая настоящая Теща, самого настоящего Бориса Николаевича Президента…
Отчасти эти разногласия обуславливались тем, что с тещей у Бориса Николаевича Президента всегда были проблемы.
В своих речах он иногда называл бабу Васю русской, иногда еврейкой, но чаще татаркой.
Население считало, что господин Президент делал это ради дружбы народов, не желая даже и самые малые нации обойти своей тещей, но пресс-секретарь объяснял, что делает это господин Президент в силу привязанности и любви — не хочет, чтобы кто-нибудь разыскал и обидел тещу.
Надо отметить, что взятые меры предосторожности и в самом деле были весьма действенными, и без сомнения, бабу Васю никогда бы не обнаружили, если бы она жила не в Рельсовске, а в каком-то другом городе.
Но в Рельсовске, из которого исчезли русские и евреи, женщины и мужчины, старики и дети, укрыться теще было невозможно.