Когда юные следопыты разыскали бабу Васю, они сразу поняли: перед ними скрывающийся житель. То, что это не рэкетир и не сникерс, следопыты поняли сразу.
— Вы дилер? — согласно утвержденному Петром Николаевичем Исправниковым опроснику, начали они. — В скольки-литровом банке храните вы свои сбережения?
— Нет-нет! — ответила баба Вася.
— Значит, вы — членкор? — продолжали допрос юные следопыты.
— Что вы, детушки! — ужаснулась теща.
— Тогда кто же вы?
— Не знаю…
Тогда бабу Васю отвели в спортзал, где под пытками она призналась, что является Тещей.
ВОСЬМОЕ АВТОРСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Прерву здесь повествование, поскольку мне довелось быть свидетелем исторического допроса бабы Васи.
Кажется, я уже упоминал, что был помещен тогда Петром Николаевичем Исправниковым в прибор, способствующий усилению воспоминаний, и когда юные следопыты привели в спортзал бабу Васю, я успел многое вспомнить…
Я вспомнил, например, что незаконно оформил на себя квартиру, которая принадлежит Петру Николаевичу, что я зарыл принадлежащие Петру Николаевичу ваучеры в Пензенской области между станциями Соседка и Башмаково в степи под одним курганом.
Еще я вспомнил, что Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе является не моим, а Петра Николаевича Исправникова приемным отцом.
И когда юные следопыты спросили меня, все ли я вспомнил, я ответил, что у человека всегда есть то, что он еще не вспомнил, но чем больше человек вспоминает сам о себе, тем менее является он человеком.
Любознательные юные следопыты поняли, что я не обманываю их, и, высвободив меня, на мое место вставили бабу Васю.
— Признавайся, кто ты? — кричали они. — В какой банке хранишь украденные у Петра Николаевича сбережения? Фамилия! Имя! Признавайся, где ты зарыла драгоценности, принадлежащие Петру Николаевичу! Где сбережения? Номер банки! Имя! Фамилия!
Видимо, бабка Вася, когда ее начали жечь раскаленными утюгами, потеряла сознание, и юным следопытам пришлось сделать перерыв. Они ушли в соседнее помещение играть красивыми бумажками «марсов» и «сникерсов», а баба Вася очнулась вдруг, увидела меня, привязанного к столбу, и начала плакать.
— Мил человек! — попросила она, с трудом ворочая обожженным языком. — Хоть ты скажи мне, кто я такая?
— Видите ли, — отвечал я. — Вы даже не представляете, уважаемая, в каком странном и быстро меняющемся мире живем мы. Хотя я и являюсь масоном высокого градуса, но мне не известно, кто я сам. Еще утром я был убежден, что я незаконнорожденный сын Эдуарда Амвросиевича Шеварднадзе — грузинский еврей и подданный Давид Эдуардович Выжигайлошвили. А сейчас? Нет, сейчас я не знаю, кто я. Но я уже твердо знаю, что я не грузинский еврей и не подданный.
— Что же мне делать? — заплакала бабка Вася. — Никаких сил нет терпеть это мучение.
— Признайтесь, — посоветовал я.
— В чем?!
— В чем угодно. Главное — признаться. Признайтесь, например, что вы теща.
— Чья?
— Не все ли равно, — сказал я. — Главное — признаться. Ведь вы же знаете, что неродственность в ее причинах обнимает и всю природу, как слепую силу, не управляемую разумом. Зачем вам нужно это? Признайтесь, что вы теща господина Президента.
— А можно?
— Вас же просят вспомнить, вот вы и вспоминайте. Вспомнили?
— Вспомнила, сыночек. Ой, вспомнила!
Как раз в этот момент забежал в спортзал поэт Евгений Иудкин, чтобы узнать последние новости.
— Борис Николаевич Президент — ваш зять? — взволнованно воскликнул он.
— Не знаю… — тяжело вздохнула баба Вася. — Я про зятя давно не слышала ничего. Жив ли или уже задавили?.. Давно посылков не слал с продуктами.
— Ну, что вы! — успокоил ее Евгений Иудкин. — Если ваш зять — Борис Николаевич Президент, то он жив. Мы все ждем, когда его задавят на рельсе.
И, подумав, добавил:
— В нашем городе все очень гордятся им! И любят его почти так же сильно, как Петра Николаевича Исправникова.
— Нет! — возразил ему я. — Петра Николаевича у нас, конечно, любят сильнее… Даже сильнее, чем хана Батыя.
Евгений Иудкин взглянул меня и, увидев, что я привязан к столбу, спорить не стал.
— Пойду! — сказал он. — Надо стихи написать, что Теща нашлась. И вас тоже не буду отвлекать от дела. Кстати, должен сказать вам, что меня вместо вас главным историком Рельсовска назначили.
От неожиданности я потерял тогда, кажется, сознание, а когда очнулся, обнаружил, что теща умерла.
Не знаю, то ли от неожиданной радости случилось это, то ли из-за неосторожного обращения недостаточно опытных в таких делах юных следопытов, но факт смерти был налицо…