Же мысленно настроившись на то, что ей предстояло, Киро выскочила из флайера еще до того, как вакуумные манипуляторы дока успели собрать всю пойманную рыбу и обдуть пол насухо. Геранд и Джеффи последовали за не со всей возможной быстротой.
Снаружи ангара два представителя порта уже поджидали Киро.
- Мы очень благодарны вам за то, что вы так быстро прибыли, доктор Гирес, - произнес один из них. - Вероятно, вам уже сообщили по радиосвязи подробности происшествия. Это старший механик "Бартоломео", подводного траулера, которому так не повезло...
Чиновник изложил необходимые обстоятельства несчастного случая, после чего пригласил Киро, Геранда и Джеффи в небольшую открытую машину. Второй чиновник сидел за рулем, и они двинулись через порт, в котором, несмотря на обычную суматоху, связанную с доком, не было заметно ни следа воды.
Долгое время род человеческий относился к морям, как к опасному торговому пути или же как к месту, подходящему для опустошительных набегов на рыбьи косяки, потом же, со значительным опозданием, океаны были прибраны к рукам, и к ним стали относиться с той же заботливостью, что и к суше. Теперь они использовались главным образом для сельского хозяйства, а не для рыболовства. По мере того, как все больше и больше народа устремлялось возделывать саванны океанских глубин, аквапорты росли, а подводные города испытывали все меньшее уважение к своим изнеженным партнерам с суши.
Аквапорт Капверд, из-за своего выгодного расположения в Ланикском море и близости к Малому Союзу, второму по величине городу Ииннисфара, был одним из первых построенных портов такого рода. Тот квартал города, в котором теперь остановилась открытая машина, появился более десяти столетий назад. Фасад госпиталя, к которому их доставили, казалось, крошился от времени.
Внутренняя планировка напоминала монастырскую, так характерную для всех госпиталей. Из под сводчатого коридора двери вели в приемную, примитивную кухню, радиостанцию и крохотные кельи, в одной из этих келий лежал Же Регард, старший механик с "Бартоломео", получивший дозу жесткой радиации в почки.
Сутулый, седобородый, пожилой прислужник коротко представился:
- Ласло.
Он был на дежурстве. Кроме него и больного в пропахшем плесенью помещении никого не было.
- Посмотрите, чем вы можете помочь бедняге, доктор, - сказал на прощание один из чиновников, пожав элегантную руку Киро. - Думаю, вот-вот должен позвонить капитан "Бартоломео". А пока мы оставим вас с миром.
- Благодарю, - отрешенно произнесла Киро в ответ - ее мозг уже отключился от них.
Она повернулась, вошла в палату больного и закрыла за собой дверь. Еще какое-то время после ее ухода Геранд и Джеффи бесцельно торчали в коридоре. Затем Джеффи подошел к дверям и выглянул наружу. По улице порой проходили крестьяне, мужчина или женщина, не бросающие взглядов по сторонам. Тускло освещенные стены зданий, многие из которых были сложены из камня, выглядели как жилища мертвецов.
Джеффи обхватил плечи своими могучими руками.
- Хочу домой, - заявил он. - Мне здесь холодно.
Капля влаги, упавшая с потолка, потекла по его щеке.
- Здесь холодно и мокро, - повторил Джеффи.
Седобородый охранник молча и внимательно поглядел на него, не скрывая сарказма. Довольно долго никто ничего не говорил. Они просто ждали, даже почти не думали, потому что уровень их сознания был таким же тусклым, как и свет снаружи.
Как только Киро оказалась в палате, она тут же забралась на койку рядом с больным.
Регард был крупным мужчиной. Под тонким шерстяным одеялом ходила вверх-вниз мощная грудь, дыхание было замедленным. На мертвецки-бледном лице с массивным тройным подбородком пробивалась щетина. Лежа рядом с ним Киро чувствовала себя Магометом, пришедшим к горе.
То, что гора эта была без сознания, только облегчало Киро работу. Она положила свою обнаженную руку на голую руку Регарда и закрыла глаза. Потом расслабила мышцы, снизила частоту дыхания. Разумеется все это были стандартные процедуры. Киро умело уменьшила частоту сердцебиения, сконцентрировавшись на пульсе погибающего человека, воображая, что тот растет и растет, пока не смогла полностью слиться с ним.
Она погружалась в монотонный красный туман, в невыразительный туман, в туман, скрывавший все от полюса до полюса. Но постепенно в отдалении стали вырисовываться миражи, сквозь туман начали проступать полосы. Когда ее зрение обострилось, они увеличились, островки крови выплывали из глубины, скользили ей навстречу. Островки двигались с целеустремленностью стервятников-бюрократов, увеличиваясь, но и она продолжала двигаться между ними. Она знала, что движется, но все ощущения, присущие движению, были полностью утрачены. Все направления, такие как вверх или вниз, утратили здесь свой смысл, даже такие понятия, как ближе или дальше, плохо воспринимались ее зрением, которое не было больше зрением.
Но она утратила не только зрение. Почти все другие способности, за исключением желания, покинули ее, когда Киро начала погружение в соматический мир, во вселенную собственного тела - примерно также человек сбрасывает с себя всю одежду, собираясь войти в реку. Она потеряла возможность думать, вспоминать, осязать, ощущать, двигаться, общаться, действовать, но все же тени этих качеств продолжали в ней присутствовать, личинка стрекозы, выкарабкивающаяся по камышинке из тины точно также несет в себе смутное представление о том, в какое создание ей суждено превратиться, как и у Киро сохранилась определенная память от той личности, которой она была. Но эти тусклые воспоминания могли уцелеть лишь благодаря многолетней тренировке, которую она проходила в Институте Медитационной Медицины в Варбе Варбер, иначе бы и она заблудилась в этой наиболее ужасной ловушке из всех возможных: во вселенной своего собственного тела.
Почти бессознательно она позволила унести себя по кровеносной системе. Это плавание - полет? Скольжение? - по бесконечным болотам, порой захлестывающим даже верхушки деревьев, густым как патока от рыбы, мальков, макрели, останков акул-молотов и скатов. Это карабканье? - восхождение? спуск? - вдоль стеклянного каньона, чьи стенки мерцали сильнее, чем пламя земного костра. Все дальше и дальше, до тех пор, пока перед ней не замаячила стена обрыва.
Стена бежала вдоль всей вселенной, высокая, словно время, нереальная как муслин, изрытая оспой кроличьих нор, в которых появлялись и исчезали призрачные твари. Она прошла сквозь них почти без сопротивления, как планктон, просачиваясь сквозь губку.
Теперь его уцелевшая доля сознания через руку передалась ей.
Ее окружение оставалось таким же причудливым, странным, таким же знакомым, что и раньше. При погружении на этот клеточный уровень не наблюдалось разницы между его и ее телами. И все же разница имелась. Из зарослей его плоти причудливые и пока что невидимые глаза следили за ней. Молчаливое и недоброжелательное внимание сопутствовало ее движению, она была агрессором, рискнувшим проникнуть внутрь чужого мира, в особенности ненамеренного проявить к агрессору жалости. Крохотные комочки смертоносной слизи замерцали при ее приближении, и только уверенность ее шагов сдержала защитные силы.
Она продолжала движение, корпускулы вокруг нее сверкали как звезды, окружающая активность становилась все более интенсивной. Она плыла дальше, словно подхваченная липким течением, проходя под арками, среди ветвей, оставляя позади путаницу водорослей, пробираясь сквозь сети, но дальше покой делался слабым и вялым, но все же она продолжала свое движение вперед, и полуживые существа отплывали в сторону, пульсируя, мерцая от слабого подобия боли.
Теперь она находилась вблизи пораженных почек.
Сейчас ей руководила только жесткая дисциплина, прививаемая в Институте Медитации, Атмосфера была настолько плотно насыщена испражнениями, что она как бы барахталась в нечистотах. Но медицина давно уже открыла силы самоисцеления, сокрытые внутри самого тела, высокое эго и йога, на которой она основывалась, разработали пути высвобождения этих сил. Теперь, подстегиваемое психикой одного из преподавателей ордена, тело пациента могло само себя регенерировать: отрастить новую конечность, новые легкие, новую печень. Доктора, современные ныряльщики за жемчугом, погружались внутрь, чтобы направить наступление сил организма против вторгшегося врага.