Рассчитывая на произведение эффекта, Рапсодия сделал паузу. Кое-кто из присутствующих приободрился афротонизаторами. Но все вели себя спокойно.
- Могу видеть, что вы спрашиваете себя, - продолжал Рапсодия, вымученно улыбнувшись, - каким образом я собираюсь втиснуть так много пищи в двухчасовой объем. Сейчас это я вам и покажу...
Он выразительно махнул рукой, давая знак своему демонстратору. Экран стереовизора осветился.
На нем появилось лицо человека лет сорока с небольшим. Годы, иссушающие плоть, достигли своей цели только внешне, но под нежной кожей ощущалось утонченное строение костей: высокий лоб, твердость скул, решительность подбородка. Человек разговаривал, и, хотя звука не было, это придавало его чертам оживление как при беседе с самим собой. Это впечатление окончательно уменьшило самого Рапсодию 182.
- Перед вами, дамы и господа, - произнес Рапсодия, стиснув кулаки и выставив их перед собой, - лицо Арса Стайкра.
Присутствующие подались вперед, начали оглядываться, определяя произведенное впечатление. Рапсодия умышленно назвал Стайкра его подлинным, а не профессиональным именем. В больших объединениях, таких как Сверхновая, было принято, чтобы в качестве имен использовались районы проживания и номера блоков. Это служило не только для того, чтобы образовать единый фронт, который был должен вводить в смущение посторонних; это помогало членам организации определять ваше место в финансовой области, поскольку районы Нсоюза являлись изолированными островами, четко разграниченными по значимости. Вы должны были быть "королем кредита", чтобы жить в Виолончели, тогда как в Обстреле или в Струйке позволяли себе существовать только лишь одни паразиты.
Арс Стайкр числился индивидуалистом. Почему-то его именем по объединению, Бастион-44, никогда не пользовались, что и подчеркнул сейчас Рапсодия. Благодарный аудитории за внимание, он продолжал:
- Лицо великого человека, Арса Стайкра! Гений, известный только узкому кругу людей, он перед нами, в его подлинной студии, в которой он работал, к тому же все, кто его знал восхищались им и - почему бы мне не сказать прямо? - любили его! Я имел честь быть его правой рукой еще в те дни, когда он считался босом Документальности Два. Я задумал эту программу как его биографию - дань Арсу Стайкру, Бастиону 44!
Если он мог чем-то расшевелить Большую Виолончель и компанию, то своего он добился, потому что, рекламируя Арса Стайкра, он одновременно рекламировал и Харша-Бенлина, пока тот же самый Рапсодия снимал урожай на полях Виолончели.
- Стайкр кончил подонком! - выкрикнул кто-то.
Этим "кто-то" был Звездносферный 1337, смутьян.
- Я рад, что кто-то поднял этот вопрос, - продолжал Рапсодия, осторожно ставя Звездносферного на место тем, что опустил его имя. Действительно, Стайкр кончил свою жизнь подонком. Он не мог провести разграничения. Наша программа как раз и покажет - почему. Она же должна показать, какой твердостью должен обладать человек, чтобы жить в Нсоюзе и остаться в своем уме. Она должна показать, как много твердости требуется для того, чтобы служить общественности так как служим ей мы - потому что, как я уже говорил, эта программа будет не только об Арсе Стайкре, но и о Сверхновой, о Нсоюзе, о Жизни - короче, я намереваюсь затронуть в ней все!
Породистое лицо медленно исчезло с экрана, сменившись маленькой фигуркой Рапсодии, одиноко стоявшей на сцене. Хотя он и отличался худощавостью, чуть ли не изможденностью, Рапсодия постоянно пользовался таблетками, помогающими сбрасывать вес, ради удовольствия слушать, как его подчиненные называют его между собой "долговязый", что он час считал этаким признанием в любви.
- И красота этой программы в том, - продолжал он с драматизмом, - ее красота в том, что она уже наполовину готова: написана, поставлена, отработана.
В кажущихся беспредельными глубинах куба начали появляться изображения. Что-то столь же сложное и прекрасное, точно увеличенная снежинка, зашевелилась и поплыла навстречу собравшимся. Оно росло, детали его укрупнялись, развивались, потому что каждая крошечная веточка пускала новые ростки. Благодаря умелой работе с камерой, оно все больше походило на растущий организм, потом изображение приблизилось и проявилось.
Что это? Конструкция из бетона, имперва, ферролина, отлитая человеком в дома и пути сообщения, в этажи и лабиринты, вонзающиеся в воздух и впивающиеся в Землю.
- Итак, перед вами, - изрек Рапсодия, - город из сказки - наш сказочный город - Н_С_О_Ю_З. Нсоюз - запечатленный объединением два под руководством стайкра, на вершине его могущества, двадцать лет назад. Эта программа могла бы стать его величайшим творением, но, к сожалению, к глубочайшему прискорбию, она так и не была завершена по причинам, о которых я расскажу вам позже. Но шестнадцать катушек отснятого материала, оставшиеся от него как великая память, все это время пролежали в наших архивах. Однажды я раскопал их.
Теперь я упоминаю. Вас же попрошу усесться поудобнее и оценить неоспоримую прелесть этих фрагментов. Я прошу вас поскучать, а потом вынести свое мнение касательно эстетического впечатления и соответствия вкусам зрителей. Я прошу вас расслабиться и полюбоваться мастерской работой, к которой, должен с гордостью отметить, я тоже приложил руку.
Изображение продолжало понемногу приближаться: вершины высоченных башен, воздушные этажи, прогулочные площадки (для гуманоидов и для негуманоидов), разнообразные транспортные и коммунальные коммуникации, тротуары из имперва, проходящие на уровне земли, выпуклые стеклянные регулировщики движения, стоявшие на перекрестках, отражали в миниатюре все эти картины, запечатленные камерой, падающей с небес. Потом фокус сместился по горизонтали, задержавшись на ярко-красных ботинках офицера-регулировщика.
Почти незаметно возникли слова комментария. Это был типичный комментарий для Объединения два: неторопливый, невыразительный, наговариваемый лично Арсом Стайкром.
- На семидесяти тысячах планет, входящих в нашу одиночную галактику, унаследованную человечеством, нет более крупного, нет более многоликого города, чем Нсоюз, - говорил комментатор. - Он стал почти что сказкой для любого человека, для каждого разумного существа. Охарактеризовать это невозможно, не прибегая к статистическим данным и формулам, но при этом очень легко утратить ощущение реальности, мы предлагаем вам исследовать некоторые проявления этой реальности вместе с нами. Забудем о фактах и формулах: приглядимся вместо них к транспортным артериям и жилым зданиям, а в первую очередь к тем людям, которые составляют население Нсоюза. Присмотримся и спросим у себя: в чем для них выражается душа этого громадного города? Какие тайны скрываются за теми из них, кто добился успеха?
Нсоюз вырос на десяти островах архипелага, расположенного в умеренной зоне Ииннисфара, вытянутого вдоль континента. Пять сотен метров, сто пятьдесят подводных тоннелей, шестьдесят трасс гелиопланов и бесчисленное количество паромов, гондол и прогулочных судов связывали воедино одиннадцать секторов и пять округов. Расчерченные линиями каналов, разорванные кажущимися бесконечными фалангами улиц, тянулись проспекты, обсаженные по обе стороны то натуральными, то деревьями из поликата, кое-где украшенные - по большей части в некоторых центральных точках, таких как мемориал Израиля - редкостными и великолепными, недавно завезенными, цветущими дженнимеритами. Камера проплыла вдоль Аметистового моста Клайва и задержалась перед первым же зданием по ту сторону канала, из дома вышел молодой человек и помчался по лестнице, перепрыгивая сразу через три ступеньки. На его лице запечатлелись одновременно волнение, торжество и радость. Ему было трудно сдерживать себя. Переполняемый ликованием, он просто не мог идти спокойно. Он был таким же, каким мог казаться на его месте любой из молодых людей, в любом из больших городов: только что начавший делать свою карьеру, добившийся первого успеха, сверх меры самоуверенный и до крайности энергичный. В нем одном уже можно было увидеть ту силу, что уже потянулась до семидесяти тысяч планет и теперь мечтала о семидесяти тысячах следующих.