Более того, мужья эти поступают куда как скверно, обучая жен своих в супружеской постели множеству любострастных ухищрений — вывертов, ухваток и новых способов любви, прибегая, в частности, к помощи бесстыдных описаний и рисунков Аретино и добиваясь того, что огонек вожделения, тлеющий в женском теле, разгорается неугасимым пламенем и превращает женщин в истинных распутниц; приводит же сия наука к тому, что дамам становится мало одних мужей, и они начинают искать утех на стороне. И, видя это, мужья, в злобе и ревности, наказывают бедных своих супруг, чего делать не вправе: ведь коли женщину обучили сладкому любовному ремеслу, она норовит показать свое умение другим, тогда как мужья принуждают их скрывать его ото всех, кроме них самих; таких тиранов-мужей уподобил бы я тем конюшим, что выращивают и обучают красивого коня да и прячут его в конюшне, не позволяя никому ни взглянуть на него, ни сесть в седло, но лишь похваляясь его статями, как будто кто-нибудь поверит им на слово.
Слышал я историю об одном благородном кавалере, который влюбился в некую красавицу, но узнал от своего друга, что только понапрасну теряет время, ибо она страстно любит мужа; тогда он проделал тайком дыру в стене их спальни, напротив кровати, и смог наблюдать все разнузданные и любострастные ухватки, мерзкие позы, невиданные выверты, в коих жена даже превосходила мужа, предаваясь сему занятию с чрезвычайным пылом; наглядевшись на все это, наш дворянин ушел и назавтра отнесся к другу своему со следующими словами: «Эта женщина станет моею тотчас, как только супруг ее отбудет в какое-нибудь путешествие, ибо она не совладает с той пылкостью, какую подарили ей природа и любовное искусство, но непременно захочет излить ее на другого мужчину; тут-то мою настойчивость и будет ждать сладкая награда».
Знавал я и другого бравого кавалера, который, влюбившись в красивую и благородную даму и зная, что она, с ведома и дозволения мужа, держит у себя в туалетной книгу Аретино, тотчас же с уверенностью предрек, что добьется ее милостей; он служил даме терпеливо, долго и преданно; наконец овладел ею и убедился, что у любовницы его были отменные учителя и наставники, во главе коих, однако, назвал он не людей, но госпожу Природу. Впрочем, как поведала ему позже красавица, книга Аретино и долгие упражнения также немало способствовали ее искусству.
Можно прочесть рассказ о знаменитой куртизанке из Древнего Рима по имени Элефантина, которая придумала и описала такие способы любви, что и самому Аретино за нею не угнаться; многие знатные дамы, даже и принцессы, склонные к распутству, изучали сию распрекрасную книгу, словно Библию. Вспомним также об известнейшей сирийской блуднице, прозванной «дюжина вывертов» за то, что она изобрела двенадцать изощреннейших способов доставлять мужчине порочное и жгучее наслаждение.
Гелиогабал за большие деньги и ценные дары нанимал и содержал мужчин и женщин, способных замыслить и показать такие новые ухищрения, которые разожгли бы его чувственность. Да и многие другие властители поступали точно так же.
Недавно Папа Сикст приказал повесить в Риме одного из секретарей кардинала д’Эсте, по имени Капелла, вменив ему в вину множество преступлений, из коих главным было написание книги с весьма живописными картинками, изображающими некое знатное лицо, мною не называемое из почтения к сану его, и не менее знатную даму из первых римских красавиц; оба они представлены там в натуральнейшем виде.
Знавал я принца, поступившего еще остроумнее: он приобрел у ювелира великолепный кубок позолоченного серебра тончайшей работы, истинный шедевр ювелирного искусства, доселе невиданный: в нижней части этого кубка весьма изящно и прихотливо были вырезаны фигурки мужчин и женщин в позах Аретино, а наверху столь же мастерски изображались различные способы соития зверей; там-то и увидал я впервые (впоследствии мне частенько доводилось любоваться сим кубком и даже, не без смеха, пить из него) случку льва со львицею, вовсе не похожую на спаривание всех прочих животных; кто сие видел, тот знает, а кто не видел, тому и описывать не берусь. Кубок этот стоял у принца в столовой на почетном месте, ибо, как я уже говорил, отличался необыкновенной красотою и роскошью отделки что внутри, что снаружи и радовал глаз.
Когда принц устраивал пир для придворных дам и девиц, а такое случалось часто, то по его приказу виночерпии никогда не забывали поднести им вина в этом кубке; и те, что еще не видали его, приходили в великое изумление и, взяв кубок в руки или уже после того, прямо-таки теряли дар речи; другие краснели, не зная, куда деваться от смущения, третьи шептали соседкам: «Что же тут такое изображено? По моему разумению, это мерзость из мерзостей. Да лучше умереть от жажды, нежели пить из эдакой посудины!» Однако же им приходилось либо пить из описанного кубка, либо томиться жаждою, вот почему некоторые дамы пили из него с закрытыми глазами, ну а другие и этим себя не утруждали. Те дамы или девицы, кто знал толк в сем ремесле, посмеивались втихомолку, прочие же сгорали со стыда.