Выбрать главу
уду ходить на эфиры? Малыш хмуро глядит в угол комнаты, выходит на улицу вечерами, чтобы купить себе пива, занятия не посещает, он все равно лучший, и это правда, он получит красный диплом. Малыш талантлив. Только в чем и для чего, и к чему ему приложить этот свой талант? Малыш не знает. Значит, пока выпьем. Малыш циник. Малыш работает в ежедневной газете, это чудесная возможность пить каждую ночь, и злиться на людей каждый день. Вечером пьянка. Малыш с отвращением глядит в лица провинциальных знаменитостей от журналистики, и бросает им ставшую стандартной фразу о том, что они, де, дерьмо, а он гений. Ну и попробуй теперь не подтверди слов. Так что Малыш пробует писать. Кажется, это оно, как-то понимает он, придя на работу рано утром, и написав рассказ, — кажется, я понял, для чего я создан. Рассказ выходит в Москве, в толстом журнале «Новый мир», так что эта рефлексирующая сука, — как Малыш называет свою первую жену, — наконец-то насытилась. Носится с литературкой. Как ни странно, Малыш тоже. Книги меня спасли, поймет он позже. Малыш, — который пил от ужаса и усталости, — постепенно выходит из пике, он понимает, что поля ромашки и добрую мать, которые снились ему с шестнадцати по двадцать один год, не вернуть. А во сне он видит иллюзию. Морок. Так что Малыш постепенно пьет все меньше, и это автоматически отдаляет его от профессионального круга, что, в свою очередь, создает ему репутацию человека одинокого и желчного. Звонят в редакцию. Дедушка Четвертый умер. Ну, что же. Малыш, закончивший в этом году университет, специально для выпуска купил костюм, пойти на похороны есть в чем. Стоит у гроба. Рыдающие — интересно, почему они все время так бурно плачут, хмуро думает Малыш — молдаване протягивают ему над телом деда рубашку и брюки, так положено, ну, он и берет. Пьет вино. Деда хоронят на новом кладбище «Дойна», и Малыш, стоя у края разрытой могилы, не чувствует ничего. Абсолютную пустоту. Покойный меня не очень-то и любил, думает он и уходит с поминок. Мать переживает. Малыш пишет рассказ о похоронах деда — в ключе магического реализма, естественно, — и его снова печатают в Москве. Это уже тенденция. Ну что, внук, переговорим, бодро спрашивает его Дедушка Третьей — с тех пор, как Малышу нашлось куда приткнуться, они с Бабушкой Третьей решили возобновить прерванные отношения, — поговорим Серьезно и Ответственно? Малыш молча вешает трубку. Малыш не разговаривает неделями. Малыш получает гонорар за рассказ о похоронах Дедушки Четвертого, и желчно думает — ну, хоть что-то я от вас получил в наследство. Семья моя. Приходит домой и жмет несколько раз штангу на балконе, в комнате пусто. Он уже разведен. Малыш вздохнул с облегчением, когда эта дерганная женщина ушла из его дома со всеми ее сорока парами обуви. Психованная стерва. Станет обсасывать их развод годами. Безумно талантливый, бесконечно сумасшедший, и немножко извращенный… Мой бывший муж. Малышу плевать. Наконец-то у него появляется время. Малыш пишет. Пишет рассказы, пьесы, повести… лучшего всего, конечно, получаются пьесы. Постепенно он становится известен. Небывалый по масштабам Молдавии талант. Молдаване сходят с ума от зависти. Каракалпакские писатели, с юмором назовет их Лоринков, прочитав это определение в журнале еще одного талантливого мизатропа, писателя Галковского. Малыш живет один. Малыш пересматривает грамоты, которые хранятся в папке, запертой в верхнем ящике стола, Малыш пишет письма брату в США. Малыш учится готовить. Малыш увольняется из газет, не интересуется политикой, по телевизору смотрит только «Кухня-ТВ». Я никогда не соответствовала уровню героини «Пигмалиона», — жалуется его вторая жена, с которой Малыш живет всего два года, — так что он всегда смотрел на меня как на что-то временное. А по-моему, женщины все усложняют. Бедный, бедный мальчик, как-то скажет ему вторая жена, ты зациклен на жалости к себе, на что Малыш крикнет ей — заткнись! Малыш отрастил бородку и усы, Малыш привел себя в форму, Малышу хочется всего лишь, чтобы рядом с ним жила молчаливая девушка с большой грудью, которая бы обожала его и готовить. Таких нет. Такая была. Иногда Малыш, напившись, звонит ей ночью, — ее номер единственное, что он запомнил за пять лет безумной пьяной учебы, — и кладет трубку, когда слышит на том конце ее голос. Она уедет. Так что приходится перебиваться самому, и Малыш предпочитает засыпать засветло. Звонок ночью. Малыш долго не понимает, что он и где он, пока ноющий голосБбабушки Третьей не объяснит ему, что случилось непоправимое. Дедушка Третий умер. Малыш, — почесывая на нервной почве руки и плечи, — вызовет такси, и будет ждать машину на улице, поеживаясь от холода. Прямо как в детстве. Железнодорожная станция, и вот-вот приедет поезд, чтобы увезти нас куда-нибудь далеко-далеко. Светят фары. Малыш приезжает в дом Бабушки Третьей и Дедушки Третьего, который лежит, мертвый, на огромной кровати, а над ним кружится самолет ВВС США, и пилот, наконец, празднует победу. Грустная тетка. Лицемеры, думает Малыш, глядя на нее и Бабушку Третью, и на мертвого деда, чего вы теперь от меня хотите, я всю жизнь был вам чужой, чего же вы хотите от меня теперь, ЧЕГО ВЫ ВСЕ ТЕПЕРЬ ОТ МЕНЯ ХОТИТЕ, повторяет про себя Малыш всю ночь, хотя обещал себе уснуть сразу же. В глазах скачет. Малыш, удивив себя, занимается организацией похорон, ведь Папы Второго — привыкшего разъезжать — нет в Молдавии, и Малыш за главного. Деда Третьего хоронят на Армянском кладбище. Будет салют и погоны полковника на надгробном камне, как того пожелали дочь и вдова покойного. Малыш ничего не чувствует. Каменный я, что ли, думает он сам о себе спокойно, предлагая на поминках присутствующим почтить память Дедушки Третьего рюмкой водки. Сам не пьет. Малыш пишет книги, которые постепенно начинают выходить, это не то, чтобы слава слава, которой Малыш так никогда и не добьется — да и не добивался — а просто известность в кругу профессионалов. Скажем, так. Свое место в русской литературе он занял, — пусть довольно неожиданно для себя, — и кому надо, о Малыше знают. Он устраивается пресс-секретарем в известную компанию, покупает билеты в Венгрию, и летит в Цеглед, находит военный гарнизон, где они жили, и там уже музей советской оккупации, так что Малышу приходится купить билет. Отдает должное. Все сохранили, как было, пытается вспомнить он, даже болото не до конца осушили. А вот ромашек уже нет. Малыш возвращается. Малыш заходит в гости к Бабушке Четвертой — совершенно случайно — и не застает ее дома, зато дверь, по старой привычке, открыта. Так что Малыш роется в ванной. Находит огромный пакет с бумажками, это четвертушки, на которых в советских библиотеках писались паспорта книг. Четвертушки заполнены и пронумерованы. Что еще за клинопись, усмехается Малыш, чмокает в щеку Бабушку Четвертую, которая почти ослепла, и справляется у нее, — та отвечает, это дедушка писал при жизни глупости какие-то, может тебе нужно, внучок? Давай, говорит Малыш, в котором, — как в любом запутавшемся в жизни человеке, — просыпается страсть к бытовой археологии. Карточка номер один. «ИСТОРИЯ СЕМЬИ». Малыш смеется. До чего же они смешные, эти молдаване, все они, чувствуя свою ничтожность, помешаны на том, чтобы оставить после себя Дом, Историю Семьи, Важный Труд, Диссертацию. Дикари. Русские не лучше, впрочем, вспоминает Малыш вещи Дедушки Третьего, которые — после тщательного имущественного ценза, — позволено было вынести за дом и сжечь. Папка с газетными вырезками. Все как одна про какую-то сраную плотину в Северной Корее, где дедушка посбивал американские самолеты и получил за это кортик с дарственной надписью Мао Цзе Дуна. Кстати, где он? Не знаю, говорит Бабушка Третья, шмыгнув, так что Малышу все понятно. Продала с выгодой. Еще в вещах какие-то химикаты для фотографии, — которой Дедушка Третий увлекался, — поэтому куча бумаг и тряпья, сложенная Малышом за домом, вспыхивает ярко и необыкновенно. Словно несуществующим цветом. Малыш вспоминает, что про такой огонь в Чернобыле ему рассказывал Папа Второй. Малыш празднует двадцатипятилетие, и выворачивает руль резко вправо, он бросает свою престижную работу, и уезжает в Турцию, проводником туристических маршрутов. Водит группы. Анталия, ущелья, древние ликийские города, старинное стекло, ему две тысячи лет, — берите себе на память по кусочку, — и которое Малыш разбрасывает среди камней за неделю до появления группы, затонувший город, видный с поверхности воды, дружелюбные турки, старинный Каш, Мекка дайвинга, так что Малыш отвел, наконец, душу ныряльщика. Почернел, стройный. Ночами пишет. С семьей отношений не поддерживает, да и где она, эта семья? Уже 2007 год, миграция из Молдавии стала необратимой, какой-то Лоринков умудряется даже на этом заработать, пишет книгу, Малыш заказывает ее интернет-доставкой, ну, что сказать, слишком уж много ерничания. Но смешно, да. Малыш положительно оценивает Лоринкова в интервью российскому литературному порталу, он рад тому, что в Молдавии теперь два писателя. Книги Малыша расходятся умеренно. Больше ничего и не нужно. Умеет выжать слезу, умеет заставить улыбнуться, но это, конечно, ремесло, пусть и высшего качества, но ремесло. А не безумное, порой уродливое, но гениальное Вдохновение, говорит о Малыше писатель Лоринков в интервью российскому литературному порталу. Клятые молдаване. Лишь бы пнуть друг