— Третья? — щелкнул клавишей Дима.
— Снега много. Идем к линии.
— Сколько там всего линий-то? — не выдержал Немченко.
— Шесть вроде, — отозвалась рация. — По две на группу.
Дима погасил истлевшую сигарету и полез за следующей.
— Черт, — расстроился он, — почти всю пачку выкурил.
— Держи, — кинул ему свои сигареты Немченко.
Они закурили, напряженно вслушиваясь в треск помех.
— Что будем делать с Саней? — спросил Стременников.
— Отправим в «Полночь», — рассеянно ответил Вадим. — Выяснить, кто он у них точно лучше получится.
— Думаешь, стоит? — с сомнением спросил Дима.
— А есть другие варианты?
— Первая группа, — доложила рация, — Справа по линии видим освещенный дом.
— Машины есть? — рванулся к панели Немченко.
— Не видно. Сейчас посмотрим внимательнее.
— Третья, вышли на линию.
— Первая, что у вас?
— Забор из рабицы. Дом — хлипковат, старый по виду. Минуточку…
Вадим почувствовал, что сердце его сейчас выскочит из груди.
— Нет, шеф, — донесся после паузы разочарованный голос. — Там старики какие-то внутри.
— Черт! — выругался Немченко. — Возвращайтесь на линию.
— Сколько уже они бродят? — посмотрел на него Дима.
— Полчаса.
Стременников откинулся в кресле.
— Спать охота, — ни к кому не обращаясь, сообщил он. — А что ты будешь делать с Тензором, Вадим, если поймаем?
— А как ты думаешь? — покосился на него Немченко.
— Думаю, будешь бить.
— Плохого ты обо мне мнения, если так думаешь, — сказал Вадим. — Я его бить не буду. Я этого урода в фарш превращу. Медленно. Эх, Петруха… Зря ты со мной, дурачок, связался.
2За следующие десять минут были найдены еще два освещенных дома. В одном сидел одинокий дядька за бутылкой водки, а в другом — одноэтажном хозблоке — двое подростков самозабвенно предавались любви.
— Девка-то ничего? — хмыкнул Стременников.
— Привести? — с готовностью отозвался Расул.
— Ты чего, совсем отморозился?! — возмутился Немченко. — Оставь их в покое! Вы мне Тензора приведите!
Около третьего дома на ребят из группы долго и заливисто брехала собака.
— Там точно никого нет? — спросил Дима.
— Свет погашен. Только шавка здоровенная по участку бегает.
— Ну, блин, зоопарк! — заметил Немченко. — Ни у кого ничего пожрать нет с собой?
Леха Куций — старший третьей группы — ошарашено замолчал.
— Нет, шеф, — наконец, ответил он. — Автоматы и ножи взяли, а вот колбасы, извиняюсь, не прихватили.
Стременников тихонько захихикал на сидении.
— Плохо, что не взяли, — буркнул Вадим, отключаясь.
Дима опустил стекло.
Лай собаки был слышен и здесь.
— Она нам всех на уши поставит, — озабоченно сказал Немченко. — Может, пристрелить?
— А выстрел не поставит? — снова хихикнул Дима.
— Ты мне прекрати ржать! — разозлился Вадим. — Тоже мне, юморист хренов, выискался!
Рация громко затрещала.
— Вторая группа, — возник на фоне помех голос Расула. — Впереди человек с фонариком.
— Куда следует? — подобрался Немченко.
— В глубь участков по линии, — сказал Расул. — Что делать?
Вадим посмотрел на Стременникова.
Тот озадаченно почесал затылок.
— Может, документы проверить? — неуверенно предложил он.
— Остановите его и проверьте документы, — кивнул Немченко. — Только внимательно!
— Да он пьяный вроде бы, — отозвался Расул. — Идет, качается. А если у него нет документов?
— Тогда пусть валит, — раздраженно ответил Вадим. — И не отключайтесь, ясно?
— Принял.
— Первая группа, линию закончили, переходим на следующую.
— Да погодите вы…! — сказал Немченко. — Расул, что у вас?
— Догоняем, — уже на бегу, ответил тот.
Собака на улице затихла. Теперь за окном завывал только холодный ветер, забрасывая в салон стремительные снежинки.
— Тебе жарко, что ли? — неодобрительно поинтересовался Немченко.
— Засыпаю, — ответил Дима.
— Так выйди, прогуляйся, пока…
— Слышь, мужик, стой! — раздался в рации громкий голос Расула. — Стой, говорю!
— А че-его-о..?
— Документы есть?
— Е-ес-сть, — мужчина громко икнул. — А че-его-о…?
— Он упал, — доложил брезгливо Расул. — Прямо в сугроб рухнул. Поднимать?
— Да пускай валяется! На хрена он сдался-то?
— Принял. Двигаемся дальше?
— Дима! — возмутился Немченко. — Да закрой ты окно, наконец! Двигайтесь…
В темноте прозвучал одинокий выстрел. Звук был таким резким, оглушающим, громким, что Вадим не сразу сообразил, что донесся он сразу с двух сторон: из окна и из рации.