— Меня покоряет строгий минимализм и, в то же время, концептуальность и изящество ваших моделей, — тихим голосом говорил Воропаев, с самого утра порхающий вокруг японских партнёров.
— Господин Миядо очень рад, что нам удалось договориться с вашим модельером, и мы сможем использовать ваши эскизы, адаптировав их под нашу культуру, — с таким же тихим почтением отвечал переводчик.
Катя сидела с совершенно отрешенным видом и почти не участвовала в переговорах. Ее нездоровая бледность привлекла сегодня внимание всех. Сначала Александр всерьёз обеспокоился, что она даст сбой в самый неподходящий момент и собственноручно принес ей в кабинет зеленый чай с лимоном, потом женсовет и даже Маргарита Рудольфовна отметили болезненный вид финансового директора.
— Катя, вы себя хорошо чувствуете? — тихо спросил Павел Олегович, наклонившись к ее уху.
— Все в порядке. Просто эта неделя была безумно напряжённой. Мы очень переживали за этот контракт.
— Катя, так нельзя. На вас нет лица.
Старший Жданов укоризненно, по-отцовски покачал головой, а Марго недовольно фыркнула, демонстративно повернувшись к гостям.
Заседание продолжалось еще около трёх часов, после чего, обменявшись взаимными «аригато», партнёры распрощались. Господин Миядо настойчиво приглашал Катю и Воропаева в Токио, посмотреть их производство, возможно что-то почерпнуть для себя, а может, и поделиться принципами своего ведения бизнеса.
— У вас потрясающий тандем, — с гордостью подытожил Павел, с теплотой глядя на Катерину и Александра.
— Катерина Валерьевна, вы большой профессионал. Об этом мне говорил еще ваш бывший начальник, Вячеслав Семёнович. Но только сейчас я по-настоящему убедился в том, что вы очень выросли, Катя. Возможно, верно говорят, что на ошибках учатся, и вы проделали грандиозную работу над своими оплошностями, которые вы с Андреем допустили на первых порах.
— Паша, ты хвалишь всех, кроме собственного сына! — неожиданно для всех вспыхнула Марго. — Мальчик весь извелся, чтобы доказать тебе, что он что-то может. Я не успела прилететь из Лондона и ступить на порог Зималетто, как мне уже каждый второй рассказывает, что Андрюша буквально поселился здесь.
— Он не мальчик, а мужчина. Он должен что-то доказывать не мне, а прежде всего себе, — сухо ответил Жданов. — Тем более он натворил здесь таких дел.
— Я лучше пойду выпью кофе с Викой, — с возмущением воскликнула Маргарита, показательно не разделяя позицию супруга.
— А я пойду на производство, Марго. Я тоже вижу, что Андрей много сделал. Если я его не хвалю, это не значит, что я не замечаю его заслуг, — нарочито ответил Павел.
— А иногда людям необходимо, чтобы их кто-то похвалил, приободрил, а ты всегда рубил его начинания на корню! — еще больше распалялась женщина, даже не обращая внимания на Катю и Александра.
— Ну, знаете ли, Павел Олегович прав. Ваш великовозрастный сыночек наворотил столько дел, что нам еще нужно будет заключить не один такой контракт, чтобы выбраться из долговой ямы, — едко проговорил Воропаев.
— Саша, замолчи! Он раскаивается, и это видно всем, кроме вас! Я это вижу. Я это чувствую, — Маргарита нервными движением руки схватила со стола сумочку и направилась к выходу из конференц-зала, бросив на присутствующих холодный, надменный взгляд.
— А знаете, интересный факт. Очень любопытно, что в Японии есть лес самоубийц, туда можно отправиться и совершенно спокойно наложить на себя руки. А еще есть харакири. Я к тому, что японцы прекрасно разбираются в раскаянии, — Александр рассмеялся, прилежно убирая бумаги в кожаный портфель.
— Саша, я не понял, к чему ты это сказал? — нахмурился Павел.
Катя почти не слышала их перепалки, она уже с трудом держалась на ногах, голова ужасно кружилась, а тело мертвецки немело. — Неужели все это от нервов, — думала она, хаотично собирая со стола документы.
Сегодня вечером у них дома должен был состояться ужин, на котором Давид хотел сделать ей официальное предложение. Катя не спала всю ночь. Даже важнейший японский контракт ее больше не так заботил, как обручальное кольцо на правой руке. Ее терзало смутное чувство, которое поселилось в ее душе сразу после того, как она ответила Давиду согласием. Это ведь были не просто отношения на вечер, не интрижка, не курортный роман, это брак. Это семья и дети в конце концов. Сможет ли она быть с Давидом без оглядки на прошлое, а просто потому что ей этого хочется? И хочется ли этого ей? Чем больше она думала, тем сильнее путалась в своих же вопросах. Она вдруг поняла, что никогда не воспринимала Давида и отношения с ним отдельно от ее романа со Ждановым. Она всегда их сравнивала, уверенно отмечая преимущества Полянского, но достаточно ли этого, чтобы прожить с ним всю жизнь? Готова ли она? Проснётся ли в ее сердце глубокое чувство к этому человеку? Сейчас, когда египетская эйфория спала, когда она уже привыкла и к новому образу, и к новому положению в обществе, она потихоньку стала ощущать, что влюблённость в Полянского тоже прошла. Да, он был очень хорошим, но ее душа требовала любви, от которой заходится сердце, от которой накатывает жаркой волной, а тело мгновенно покрывается мурашками. Сможет ли она когда-нибудь это испытать еще раз?
— Вам бы домой, Катенька, а не то вы прямо здесь чувств лишитесь. Я настаиваю, — сказал Александр и заботливо взял Катю под локоть. Пушкарёва не сопротивлялась. Она лишь кивнула и даже позволила ему отвезти себя домой.
***
То, что фирма заключила феерический контракт Андрей узнал почти сразу. Это внушало ему еще больше уверенности, что компания работает в правильном направлении. И модернизация, и антикризисный план, да и присутствие Кати в целом давали свои ощутимые плоды. Надежды на досрочное погашение долгов уже выглядели не утопическими, а вполне себе осязаемыми. И тогда ему можно будет распрощаться с этим отрезком жизни, и со спокойной душой ступить на новый.
Впервые за долгое время Жданов решил подняться на административный этаж, чтобы поздороваться с отцом и обсудить с ним свой выход из совета директоров, да и заодно увидеть мать. Маргарита часто звонила сыну из Англии. Видимо материнское сердце было не обмануть и, несмотря на сострадание и любовь к Кире, за сына она все-таки переживала.
Андрей дождался подходящего момента, когда Воропаев с Катей уехали и решил, не теряя времени, увидеться с родителями.
Бодро поприветствовав женсовет, Жданов прошел к президентскому кабинету. В приёмной, как обычно, никого не было. По всей вероятности Клочкова снова где-то ходила. По привычке дернув дверь без стука, мужчина понял, что кабинет был закрыт на ключ изнутри. Андрей насторожился. Кому потребовалось закрываться там, да и зачем. Он невольно начал прислушиваться к голосам за стеной. В кабинете негромко разговаривали Павел и Маргарита. Они явно ссорились, постоянно срываясь с шепота на ругань вполголоса.
Обсуждали конечно же излюбленную тему — своего бездарного и никчемного сына. Слушать это не было никакого желания. Ничего нового он вряд ли о себе мог узнать, а еще больше разочаровываться в дорогих людях ему не хотелось. Он уже собирался развернуться и уйти, когда все его существо содрогнулось от громкого голоса матери.
— Паша, хватит! Ну и что! Да, Андрей нам не родной сын, но я всегда любила его, как родного. Я вырастила его с младенчества и я мать! Ты можешь сколько угодно скептически ухмыляться, но ты не заставишь меня отвернуться от моего ребёнка, что бы он ни сделал. А Андрей просто оступился, а не сотворил какое-то вселенское зло. Он никого не убил! — то, что Жданов услышал повергло его в глубокий шок. Он столько раз задавался вопросом, откуда такая отчужденность, такое недоверие, а ответ лежал на поверхности.