— Андрей, ты меня слышишь? Спагетти нужно опускать в кипящую воду.
— А? А, да! Я просто так себе кулинар, Катюш. Даже на собственной кухне я не могу обойтись без тебя.
Тем временем Пушкарёва взяла инициативу в свои руки, достала спагетти и оставила кастрюлю с водой на плите закипать, добавила соль и влила пару ложек подсолнечного масла.
— Так мама обычно делает. Я тоже совсем не умею готовить. Если только чуть-чуть и самое простое, — призналась она с застенчивой улыбкой. Жданов чуть было не застонал от удовольствия. Как же давно он не видел этой улыбки. Казалось, эта наивная, доверчивая и добродушная девочка исчезла навеки, но нет — она сейчас здесь, стоит перед ним, в его рубашке, на его кухне и помогает ему готовить ужин. Впервые в жизни он почувствовал, что созрел для брака, для детей. Захотелось вдруг полностью пересмотреть свои взгляды на жизнь. Зималетто? — Теперь для него это было не больше, чем семейная компания, а президентское кресло всего лишь элемент интерьера. Только сейчас он понял, что будет счастливым всегда и при любых обстоятельствах, если эта женщина будет с ним. Гормоны разыгрались настолько, что захотелось овладеть ей прямо здесь и сейчас на этой кухне, но Андрей постарался взять себя в руки.
— Я предлагаю объединить наши небольшие навыки, — ответил он с лукавой улыбкой.
***
Жданов зажёг камин и сервировал десертный столик в гостиной. Открыв бутылку красного вина, он разлил его по бокалам и протянул Кате.
— Катюш, держи. Сегодня был тяжёлый день. Неплохо было бы расслабиться, — немного помешкав, девушка приняла фужер и вдохнула изысканный аромат Chateau Margaux.
— Я хочу выпить за… нас. Я очень хочу, чтобы однажды ты поверила мне. Поверила, что я люблю тебя. Мне совершенно всё равно, что будет в Зималетто. Лишь бы ты меня простила… — он замолчал и обратил на Катерину свой пристальный взгляд. Карие глаза потемнели, сделавшись почти черными. Он смотрел на нее так, будто ждал приговора. И он прозвучал.
— Андрей, прошу тебя, не нужно. Да, в какой-то момент я позволила себе увлечься тобой, но… все прошло. Прости, — девушка пригубила вино и посмотрела Андрею в глаза. Это был совершенно спокойный, чистый взгляд, равнодушный и даже холодный. В нем не было ни притворства, ни страдания, ни боли — ни каких-либо эмоций вообще.
Жданов отвернулся, неподвижно глядя на огонь в камине. А ведь он никогда не задумывался, что чувства могут быть невзаимны, точнее, что его могут не любить. Оказывается могут. Но не всё еще было потеряно. Ведь того Андрея Жданова, который причинил ей столько боли и слез, его больше нет. Теперь он совершенно другой и готов бороться за свою любовь до конца, осознавая, что сражаться придётся долго и упорно: со своими родителями, с яростным полковником Пушкарёвым, с Кирой и ее навязчивой любовью, с шуточками Малиновского, а главное — со страхами и неуверенностью Кати, но он справится, ведь у него есть главное преимущество — любовь и вера в себя.
========== Глава 6. ==========
Pov Андрей Жданов
Этим вечером мы больше не говорили. На меня вдруг накатило такое тягостное чувство усталости и апатии, что хотелось просто устремить зрачки в одну точку и бесконечно сверлить ее взглядом. В голове творился хаос из предположений и выводов, и оформить их в связную мысль у меня вряд ли бы получилось. Я догадывался, что Катя сейчас пребывала в том же состоянии и решил не трогать ее. Она почти не смотрела на меня, отвернувшись к камину. Наконец-то я начинал всё понимать, и это меня ужасало. Катя так изменилась за последний месяц, и теперь я точно знал, что послужило причиной этих перемен. Я постарался представить, что чувствовала эта бедная девочка, когда узнала обо всём, а я продолжал ей дарить этот хлам, строчить дурацкие открытки. Ещё эта инструкция… Как мне теперь доказать, что я не имею к ней никакого отношения? Ведь я, как последний кретин, следовал плану Малиновского шаг за шагом. Я просто поражаюсь ее железной выдержке. Надо было в тот же день швырнуть мне эту инструкцию в лицо, но она не сделала этого. Почему? — Потому что хотела отомстить или просто потому что любила? Теперь я знаю точно. Она меня любила. Такую нежность нельзя сыграть, нельзя так отдаваться — горячо и без остатка, а с ней я почувствовал то, чего никогда в жизни не испытывал. Я чувствовал каждой клеточкой, что я любим.
Я приготовил для Кати постель во второй спальне. Она сухо поблагодарила меня и скрылась за дверью, а я ещё долго сидел в гостиной, терзаемый чувством вины и раскаяния, но ее присутствие в моей квартире согревало меня, не давало окончательно пасть духом. А ещё радовало то, что кроме Кати никто и никогда не спал в той постели, ведь все мои ночные гостьи по обыкновению делили ложе со мной. Мне всегда льстило, что я слыву сердцеедом в московской тусовке. Кто только не оказывался на моих шелковых простынях: элитные красавицы и светские львицы, модели Милко, Кира и ее подружки, которые днем раздавали моей невесте советы относительно отношений со мной, а ночью без зазрения совести ублажали меня в этой квартире. Теперь же мне было противно от моего прежнего образа жизни. За эти несколько дней я многое переосмыслил. Я знаю, это слишком мало, чтобы что-то исправить, но я изменил свое мышление, а это самый верный путь к новому. И первым делом, я закажу себе новую кровать…
***
Павел Жданов выехал из дома, когда на часах ещё не было и семи. За ночь он не сомкнул глаз ни на минуту, чередуя валидол с корвалолом. Когда Андрей садился в президентское кресло, он чувствовал, что добром это не кончится. Он предполагал, что тот споткнется — провалит коллекцию, обанкротит часть магазинов, потеряет некоторые деловые контакты, но он даже не мог предположить, что его единственный сын развалит стабильную семейную компанию всего за пол года. И не просто развалит, а заложит её со всеми активами совершенно чужому человеку. Надо было срочно что-то предпринять, не было времени анализировать, где он ошибся в воспитании сына. С самого утра он закрылся в кабинете президента в надежде набросать антикризисный план, но истратив гору бумаги, так и не сдвинулся с мертвой точки. К горлу то и дело подступал ком отчаяния. До последнего не хотелось верить, что это был крах дела всей его жизни, а виной всему его собственный сын.
— Павел Олегович… Можно? — Тропинкина осторожно просунула голову в кабинет и тихонько позвала Жданова.
— Да, Маша. Доброе утро, — произнес он устало и постарался улыбнуться молодой секретарше.
— Там пришел Хасанов Геннадий Борисович. Говорит, что вы в курсе.
Жданов-старший вздохнул, потерев красные от переутомления глаза.
— Маша, пригласи его сюда, пожалуйста, и сделай черный кофе. А мне зеленый чай.
— Да, конечно, Пал Олегыч, всё сделаю. Я помню, что вам кофе нельзя, — простодушно улыбнулась девушка и помчалась исполнять распоряжение. Всё-таки авторитет Павла был до сих пор нерушим в этой компании.
— Здравствуй, Павлуша! Здравствуй, дорогой! — в кабинет вошел крупный, пожилой мужчина лет 60, в дорогом костюме и солидными перстнями на руках. Он сразу поспешил по-дружески обнять Жданова.
— Здравствуй, Ген! Сто лет тебя не видел.
— Так, давай только не будем про наши годы. Мы с тобой ещё ого-го!
— Расскажи, как ты? Как строительство «Омеги»?
— Там всё нормально. Строим потихоньку. Ты мне лучше скажи, что у тебя приключилось? У тебя среди бела дня в мирное время бизнес отжали что ли? Меня Сашка вчера взболомутил, — мужчина выглядел искренне обеспокоенным и настроенным на то, чтобы узнать все подробности из первых рук.
— Ген, да там всё сложно. Понимаешь, компания в залоге у нашего бывшего финансового директора, Андрей сам ее отдал под залог во избежание признания банкротом. С одной стороны он поступил верно…
— Паш, ну там же не Солнцевские пацаны в залог ее взяли. Там же какая-то девчонка-замухрышка!
— Да нам не нужно было впутывать тебя в наши дела. Саша сглупил. Я с ним уже поговорил.