Помедлив минуту, она открыла замок и распахнула дверь.
Фигура под фонарём встрепенулась, распрямилась и устремилась к дому.
— Ева, я…
Но Елена Владимировна не говоря ни слова, жестом пригласила пройти в дом.
В кухне, где всё было новеньким и сверкало чистотой, она заправила кофемашину последней модели, настроила на две чашки, достала коробку с печеньем и преспокойно уселась за стол.
— Ева, я… — его голос сорвался и дал петуха.
Аурелио смутился еще больше, хотя казалось и так дальше некуда. Он прочистил горло и нервничая от того, что Ева так и не произнесла ни звука, с трудом выдавил из себя:
— Прошу, прости! Я поступил… очень некрасиво, обвиняя тебя в принципе.
“Молчание — золото!” — говорила бабушка Елены Владимировны, сама Елена Владимировна вывела молчание на новый уровень — это не только золото, но и замечательное средство общения. Ты молчишь, а собеседник беспрепятственно общается. Идиллия.
— Я… я не имел на то никакого права.
Звякнула кофемашина, заканчивая варку кофе, зашипела, разливая его в чашки. Снова звякнула, обозначая, что цикл закончен.
— Не знаю, — он сел на второй стул, на секунду закрыл лицо руками, потёр глаза и откинулся на спинку стула. — Не понимаю, почему я так поступил. Это словно… словно во мне открылась какая-то дверь и тьма вырвалась на свободу.
Елена Владимировна поднялась, выставила чашки с кофе на стол и снова уселась на своё место. Она чувствовала себя вполне комфортно, хотя на языке у неё вертелось множество нелестных эпитетов для любовника, которых с каждым его словом становилось меньше.
— Всё это время, пока был в Столице, думал о тебе…
Больше всего Елена Владимировна ненавидела все эти розовые слюни — типа “Люблю, не могу” и иже с ним. Жевание соплей она не любила и в молодости, а уж к своим годам просто не выносила, поскольку считала чистой манипуляцией и ничем более. Красивые слова, пафосные фразы, картинные жесты — всё это её как раздражало, так и раздражает. Если будет сказано хоть полслова в этой тональности, то участь его будет предопределена — он пойдёт обратно на улицу и из её жизни. Но даймон словно почувствовал это.
— Не умею говорить красиво, как в романах, скажу как могу. Выходи за меня замуж! Да, я слышал, ты говорила, что не хочешь, но подумать-то можешь?
Выдержав целую минуту молчания, Елена Владимировна сделала глоток кофе.
— Хорошо, подумать я могу.
— Благодарю…
Аурелио не опускался на колено, он просто подошел к ней, взял её руку в свои и поднес к губам.
— Надеюсь, я получил твоё прощение?
Елена Владимировна поднялась со своего места, не забирая своей руки.
— Господин Аулз-Кло, у вас совершенно нет логического мышления. Если вы в ответ мне скажете пошлость в стиле “При вас я забываю обо всём” я просто выставлю вас вон. И вам уже ничего не поможет.
— Нет, — улыбнулся он смущённо, — я просто не подумал.
Если бы он всё же сказал, что забывает обо всём, то не соврал бы абсолютно. Её запах кружил ему голову и все мысли его стеклись в одну точку ниже пояса. Всё что он сейчас мог, это сдержаться. Он беспокоился, что зря подошел к ней так близко, не сделает ли он хуже, словом, оробел как мальчишка. Руки так и тянулись к ней и он сам не заметил, как прижал её к себе и уже гладил её спину, опуская руку всё ниже.
Елена Владимировна, в свою очередь, не могла не признать тот факт, что её к нему влечёт. Она совсем не была уверена, что это какое-то там чувство, большее, нежели обычное желание близости, однако всё же позволила Еве подумать над его предложением, а сейчас поддаваться его рукам.
“Будь, что будет!” — махнула рукой Елена Владимировна, приглашая Аурелио в спальню.
Любимица
Утром Елена Владимировна чувствовала себя кошкой. Кошкой, которая налопалась сливок, сметаны и отборного мяса. Ей совершенно не хотелось идти на работу, а хотелось лежать подле Аурелио и мурлыкать. Однако, усилием воли она заставила себя встать с кровати, поскольку не собиралась поднимать самооценку даймону за свой счет. Он и так о себе мнит невесть что, и вчерашнее его извинения, похоже ничуть не пошатнули самомнение этого несносного типа.
С одной стороны это неплохо. С другой стороны, она когда-нибудь его пришибёт и бедному детективу Вольпу придётся расследовать это преступление.
Обещав подумать над предложением замужества, Елена Владимировна над ним подумала между двух глотков утреннего кофе. Замужество — это всегда ограничения, именно этого ей хотелось бы избежать, ведь только тогда, когда она рассталась с мужем она и почувствовала себя человеком. Ей по прежнему хотелось быть хозяйкой самой себе и собственной судьбе, какой бы она не была.