В общем – начался спор. Не стану освещать его мелкие подробности – спор был долгим, скоропалительным не был, пошел снег, а Тревонка Аманка (своячница Валисаса Валундрика) все стояла в приемной главной сыскной комиссии и ждала от администрации новостей.
– Нашли Валисаса то? – все хотел спросить.
– Нашли и на службу призвали – в кавалерию. И конь-Мартрадор при деле. Нечего им обоим без дела сидеть и когда вздумается по Замащенной ходить!
И, что касаемо ипподрома, здесь, на мой взгляд, как ни в чем не бывало, еще существуют два не совсем нужных, но легко уловимых и достаточно простых обстоятельства, о которых пока не начали догадываться, и о которых только в конце подумали – и, кроме того, два неукоснительных, по самому существу, лустопараноидных вопроса: «какой такой путь» у нас есть и «зачем его нужно найти и пройти»? Кто именно такие вопросы задал – не знаю. Вы правильно заметили – привычка рассуждать стала в последнее время заразительней прежнего. И есть такое подозрение, что привычка «рассуждать» именно и происходит от таких вот вопросов. Для чего эти вопросы задаются, как думаете? А вот для чего. Порассуждали, значит, порассуждали, проблему, вроде, выявили и нашли способ посредством рассуждений ее решить. А тут вдруг возьми некто «кашемировый» (а вовсе не булочник с мясником повздорили) и переключи тумблер в другое положение, и глядишь – появилась тут же другая проблема и опять пошли на площади кирзовые сапоги. Роту ничего в таких случаях не в состоянии переключить – это басни. Он только «блюдет и гримасничает». Переключает обычно Хвита Хавота, и по секрету скажу, нет у нее на башке никакого нимба. Смею уверить. Это Манчик Сипкин нарисовал.
– Фартук, вы говорили, есть.
– Фартук – есть. Кто ж в мясной лавке и «сдирая кожу» без фартука ходит?
И хотя вопросы эти, надо заметить, были общие, и вроде не выпадали из общего кабинета вопросов, как таковых, но не без изюминки. И на них, на эти вопросы («какой такой путь» и «зачем его нужно найти и пройти») не так-то легко ответить, как кажется, не все здесь выяснено без возражений. Объяснимся.
5
– Да, – спору нет, что независимо от каких угодно возражений, сразу и без вооруженного глаза становится видно, что «старт» и «финиш» в нашем случае почти целиком походят друг на друга, как две любящие друг друга части одного целого или как два листа чистой тетради (как меч и битва; как вор и ночь; как стол и дуб), и потому у нас всегда бывает так, что финиш в большинстве случаев всегда пришпандорен туда, где был дан старт (и ни в коей мере (или очень редко) они не претендуют на собственное окончание в отдельности). Правда? Ну, безусловно, – правда! И что тут – глубинного?
– Извините, если я опять влезу – очень интересно! Ну, разумеется это – так! И если здесь, как видим, мы «точку» не ставим, то, следовательно, все круглым и получится. То есть, каждый выстрел, например, если бы было у него достаточно силы и скорости, обязательно вернулся к тому месту, откуда был произведен. Или... или на Маршевом спуске, если научится наклонять спуск в обе стороны, салазки можно в гору и не тащить.
– Совершенно верно. Тоже хороший пример, на примере «круга и прямолинейности». Приехал вниз, гору наклонил и опять езжай. Такой он «путь» и есть на самом деле (куда не уезжай, все равно назад воротишься). Но, как бы ни было все это легко и просто, остаются здесь много неразрешимых вопросов, и столько же не желаний на них отвечать. Например, вот те самые: «какой такой путь» и «зачем его нужно найти и пройти»? Дубина, какая то!
– В чем же здесь загвоздка – хочу спросить. Эти вопросы известные и, кажется, всегда и во все времена существовали.
– Но вот потому-то Шестикос и привлек к себе внимание, что попытался, хотя и в грубой форме, донести несколько фактов в доказательство, что вопросы эти – «фьють» – пустые, нахлобученные не существующим смыслом, и проще катушки индуктивности по самому существу. Думаете – «не вертится потому, что не знаете «как»»? Ничего подобного! «Не вертится» потому, что еще полностью не отдаете себе отчета в своем собственном местонахождении.
– Это что-то новенькое.
– Да ничего подобного – старенькое, и с теми же повторениями. Ведь как думают? Дорога и – дорога! Идешь себе по ней, а что там за горизонтом – не важно – океан ли или два океана – не важно. А если – ничего подобного нет, никаких тебе океанов – высохнули – что тогда?» Тогда – надо спать лечь и – все.
– Самое мудрое решения. Я тоже так делаю.
– Так все делают. Но разбираться здесь, как намекнул Шестикос, «есть» в чем. Ведь все размышления, непосредственно касающиеся данного положения «путь», как бы всегда стараются усложнить и навешивают на него ложные этикетки. «Путь жизни», например, или «путь трудный», ну или «широкое поле», как жизненный путь, сюда же подсунут. Мол, все это очень сложно и мудрено. Но если, например, посмотреть на подобные вопросы несколько с иной стороны, то выявить можно очень странную закономерность. Дело в том, что вопросы эти «какой такой путь» и «зачем его нужно найти и пройти» прежде всего, и непосредственно «к нему», к самому этому «пути», и относятся – и только к нему! Вдумайтесь. Данные вопросы, которые вдруг стали почему-то рассматривать в отдельности от самого понятия «путь», но которые должны на самом деле являться «его» частью и находится под «его» «крылом», и принадлежать «только ему», ни в коем случае не могут «его» отрицать. Это – абсурд! Или вопрос – «какой такой путь?» – прежде всего, к этому же «пути» и принадлежит, а ни какому-нибудь другому, и входит в юрисдикцию данного положения целиком. Коль есть у тебя «путь-дорога» (и будь хоть без колеса посередине), вопросы «какой» и «зачем» представляются здесь самыми прозаическими и спонтанными, и являются они в иных случаях «издевательскими», а в иных «провокаторскими» по своему существу. А то, получается «шпара» какая-то или «гвоздь»: сначала пошел, значит, кожаный Маминкус по дороге, а только после этого спросил себя – «куда?» и «зачем?» Дико! Сама дорога не заведет никуда. Она сама на тебя самого смотрит. Потому тяжело идти только по чужой дороге, а по своей – всегда легко.
– А как же тогда – Фарватерная? Она то, ведь, – может завести.
– Фарватерная это – особый статус. Она центральная. Ее вечно перегружают разными и часто не подходящими для нее строениями, и потому она вполне может позволить себе такие фокусы. Но не далеко и не на долго, если сапоги чистые. И здесь тоже заметьте – какая она? Начинается то она с Та площади, соприкасается, как известно, на окраине с Обходной и возвращается через западное полушарие и с заходом в Хвита Хавотскую Пустошь опять Та площалью с другой стороны. То есть, тот же круг.
И, потому, отсюда, «прямая» и «круг», и даже имея ввиду саму Фарватерную, – не то, чтобы «могут» быть похожи между собой, они между собой похожи «неминуемо», и никогда даже не отличаются в своем различии откровений. И вот потому-то, наверное, чтобы было не так скучно, чтец, обычно поступает иначе, чем пишущий, и бросается, в основном, не чернильницей, а пепельницей. Сидит, сидит, и вдруг – бросит. Для чего? Для того, чтобы было видно, что существуют возражения, какими бы железобетонными данными ни оперировали.
– Оно и – верно. Безапелляционно оно вообще никогда не бывает интересно. Да и зачем? Ну, представьте, что было, если бы все начали класть в чай исключительно по три ложки сахара и говорить одними глобальными Миминкуса Мимикрия откровениями. Ужасная ведь скучища вышла бы! Да и у Сафрона Тадолова если кружка, например с то же ведро, тогда ведь нужен ему рефрижератор сахара! Он сладкое любит. И тогда морковь в огороде сразу становится не лень высматривать («где торчит», «как торчит»), если в самом инфракрасном луче откровений с такими завихрениями становишься сам не всегда черным и непривлекательным.
– И сомнений не вызывает! И пусть сомнения присутствуют теперь обязательно во всем, и пусть даже сказанное – «ничего нельзя знать точно» – имеет под собой не жидкие доводы – черт с ними! Ведь если прибавить к тому еще какое-нибудь «нельзя» и на том не останавливаться, можно довести данную ситуацию до еще большего «мусс» в кубе, и прежде, чем в амбар катить тачку, покатить ее с заездом через центральный квартал и дальше по берегу! Так оно – еще и по таинственней будет. «Надо – не надо» – само собой исчезнет тогда, как комар зимой. Или вот еще одна «дичь». «Я знаю, что я ничего не знаю» – известное вроде изречение, и каждый дурак кивает на него голошей. Да если б никто ничего не знал, у вас бы в доме все трубы потекли и никакой Щикин вам бы не помог. И абсурдным могут показаться тогда сами «различия».