– Правильно заметили. И вот теперь, когда вы вроде уверились в обратном и испытали некоторый шок от перемены мест слагаемых, давайте теперь все-таки посмотрим на это с другой стороны «по настоящему». Что значит здесь – «по настоящему»? Ведь, – как бывает? Вроде смотрят на ту или иную вещь и так и этак, переворачивают, смотрят на станину, и задом наперед тоже смотрят, а получается всегда одни и те же выводы. Но мы давайте теперь «по настоящему» посмотрим «с другой стороны». Сядьте прямо.
– Я прямо сижу. И что значит опять – с другой стороны?
– А то опять значит «с другой стороны», что если с другой стороны посмотреть «по настоящему», и на минутку забыть о невозможности такого происшествия, в чем мы вроде сейчас уверились, то никаких одинаковых выводов не получится. Феерия то она – феерией, но какая теперь может быть на фабрике Пистана Попаяна, если она уехала? «Действительно» уехала.
– «..?»
– Не понимаете? То есть, присмотритесь теперь к выводам, которые вы только что сделали, внимательно, и, присмотревшись внимательно, – что получите? Коксовый завод стоит, трубы дымят, Монторан Тырдычный сидит, а Пистаны Папаяны – нет. «Действительно» – нет! Или, говоря другими словами, когда понятие «кажется» обретает вдруг реальные очертания, в которые, как видим, и Шестикос Валундр поверить может, тогда и сами реальные очертания вполне могут прикинуться минусом в кубе и преспокойно перекочевать от булочной к действиям преднамеренным, к убежденьям мыслимым, и, соответственно, к последствиям предсказуемым и утвердиться. Тогда само то, что называется «воображение» или «вымысел» начинает приобретать вполне реальные очертания, не явное вдруг становится явным, фантазии обретают смысл (и даром, что подошва худая). И что толку тогда, в вашей теперешней уверенности? Было – не было – не в том дело.
– Но, в чем же тогда?!
– А в том, что изначально устроено все именно таким образом, чтобы прежде не было скучно, а только после этого, чтобы было смешно. Разве ни повторялся, как прокаженный, сам Роту по нескольку раз, когда Музимбоик Щикин смотрел на него с разных точек зрения, то в трубу подзорную, то в трубу фабричную, и потому видел его в разных ракурсах? Вот в чем фокус! И тогда, быть может, действительно, Шестикос Валундр прав и действительно – стороны четыре? (Я серьезно уже начинаю о том задумываться). Сами подумайте! Вот, например, – такой пример. Говорят, например, «произошло вчера событие» и на этом «произошло» ставят печать отверженности. И скоро забывают о нем. Но «что» этот глагол означает сегодня?
– Что?
– Получается так, что взяли листок бумаги в виде какого-нибудь произошедшего вчера события и вырвали это событие из общей тетради. Но дело в том, что произошедшее вчера событие вовсе не означает «отсутствие» этого событие «сегодня».
– Но ведь это и так понятно.
– Едва ли. Никто уже давно эти понятия не связывает, а скорее – стараются развязать. Берешь кусок цветной бумаги и отрезаешь ножницами сегодняшнюю подошву от вчерашнего «наследил». Ведь «параллельно» никто уже ни о чем не думает. Все думают «последовательно».
– Но с этакими рассуждениями мы в конец можем запутаться
– Именно так. Потому, что сначала, для того, чтобы запутаться нам окончательно, кое-кто (не будем говорить – кто) меняет понимание значений глагольных форм в самом каркасе грамматических отклонений в сторону от самих действий, после чего уже не надо будет ничего менять в самих действиях, поскольку действия переменятся сами. Меняешь блюдо – меняется не повар, а аппетит. Так и здесь. Зачем говорить – «кажется, не кажется» и пытаться разбираться в этом с лупой в руке, когда и без того ясно, что Пистана Папаяна – уехала? Мы только начали сомневаться «было – не было», «кажется, не кажется», только начали углубляться в суть проблемы, а она уже – фьють! Легко и просто. И тогда какой нам резон утверждать «было – не было», если фактически то, о чем говорили «казалось» – на самом деле было и есть и до сих происходит? На кой нам эти сомнения понадобились? И сможет ли, после всего этого безрассудства вопросов, помочь нам в чем-нибудь тот, с Кацуской под мышкой? Нет. Как раз – напротив.
Поскольку иначе, когда в самих мыслях становится не формальной самая любая «старость», и всякому оказываются важны важные обстоятельства (поскольку, какими бы призрачным и прозаичным ни казался для нас Мундорок – это важно – он ведь рядом ходит), то какой нам будет в том «особый» резон от «призрачного» отнекиваться и утверждать что оного нет и быть не может в то время, когда оно существует? Вон оно ходит, пузырится и никуда невозможно его деть. Но если все вокруг и всегда остается в одной плоскости, и мы начинаем сосредоточенно разбираться в том, что «кажется», а что «нет», внутри остается один только песок! Больше ничего. Кричи не кричи… А, между тем, кто видел когда-нибудь, как исчезает водопад? Необыкновенное зрелище… Валисас Валундрик может и шел тогда посмотреть, куда падает с водой, куда падать намеревается без воды, что внизу, чего это конь не идет, и когда падает не туда, какое можно принять решение, чтобы присвоить падение себе и положить его в свой сундук и никому больше не показывать. Чтобы не заостряли взгляд на картинах природы…
– Так, значит, все-таки шел Валисас Валундрик по Замещеной?
– Шел.
– Ну и обороты у вас...
12
– И в завершении хочу сказать вот о чем.
Монка Спирдячная на самом деле в тот назначенный раз купорос везла. Могла пешедралом, но села в поезд. Зачем, спрашивается? Зачем Монке Спирдячной понадобился купорос? Неясно. Все, что в голове, ведь незнамо откуда берется и еще неизвестно кем – укладывается. Мало того, мысли в голове находиться могут и в вертикальном положении, а вовсе не «лежать», да еще находиться могут в другом месте. И вот тогда же, еще в пути, появилась тревожная нота сверху (даже ведра приподняло): «Покидать левостороннее движение без достаточного основания покидать, шагу не позволено». То есть – предупреждение, как бы. Но, если в голове ничего нет, то ничего и на голове не будет – солома только. Да и кто ее просил ехать, когда в такое время все дома сидят? Лазают мешочники, могли поклажу украсть. Но, поскольку, орел всегда падает головой вниз – везла. А незнакомцы они ведь везде попадаются…
И Эгорг Лундорик, теперь-то уж точно, раскаялся по поводу того, что не он был зачинщик. Я об этом точно знаю. И хотя нет вообще никаких инструкции перепроверять «почему» вместо аиста на сухой водопад сел орел и до сих пор там сидит, об этом ни в каких справочниках не сказано ничего. Но об этом он будет в будущем разочаровываться, (то есть – Эгорг Лундорик), а теперь – только посмеивается и почесывает начищенным мыском ботинка щиколотку. За ним и Долотон Хопкин вдруг захохочет, и захохочет так, что захочет прочесть реляцию «снизу» – «больше не аукать». Здесь – ясно. А куда все-таки исчез сам Валисас и осталась только сбруя? – такой возникает вопрос. Нет уже натурально никаких капитальных догадок об этом. Да к тому же возник слух, что после того, как первая доля Хвита Ховата ушла и наступила Сатунчаковская Пустошь, а затем пришла третья доля, и настал Тупик, из жерла телеграфа послышалась дробь и все – матом. Общий смысл был: «не ездила – врет». То есть, – Спирдячная! Но вот тогда – кто ехал в поезде и подучил незнакомца? И вообще – кто рамбулярным сдвигом манипулировал? Ведь все указывало именно на это!
Есть такое подозрение, что все – большая не случайность, хотя и маскируется под нее. И зачем, спрашивается, сам Роту, после таких событий, нашел самого себя в молодости (не знаю на фотографии или априори), где-то засовестил, где-то обругал, где-то выгнал из дома – в общем – вышел из себя? Здесь тоже что-то такое было. И я думаю так: чтобы заблаговременно не отражаться в чужих мыслях и попусту не охотиться на мамонта, задуматься следует не о новизне видов и блеске падающей воды, а об настоящих предпочтениях (хотя, может быть, просто не было клёва – тоже может быть).
И посмотрим теперь на Видора-Тудора Чирипского, когда он вошел в собрание тогда, когда оттуда все вышли. «Здравствуйте» – сказал он, поглядев вокруг. «А почему в зале никого нет?». Глупый вопрос. Никого нет, потому, что, во-первых, все давно разбрелись восвояси и возвращаться назад ни в коем случае не собираются; а, во-вторых, «есть» – Видор-Тудор Чирипский! Не надо о самом себе забывать, когда входишь в пустое помещение. Он тогда тоже уехал на теплоходе, но за день раньше этих событий, и вовсе забыл о грядущем Хвита Хавота.. «Зачем это снег на Обхоженной лежит?» – спросил он удивленно. «А где все?»