Можно предположить, конечно, что инициатива данного обстоятельства принадлежала другим составляющим – ну дождь, там, пошел или какая-нибудь другая слякоть, намекнувшая ему о том, что «бежать» теперь, ровным счетом, никуда не стоит и лишнее». Но можно так же предположить, что не только внешние причины повлияли на его решение и позабылись, притом, важные пункты пошаговых инструкции к соблюдению предписанных параграфов «бежать», а были тому причины и внутренние (иной окунь, ведь, бьется о борт судна так, что теряет сознание). Впрочем, можно так же и не предполагать себе ничего.
– Да, вы правы, обстоятельства разные могли быть.
– А между этим – чтобы не говорили, – как ни крути, и как постромки на всю длину не раскручивай, – но ведь именно отсюда и получилось, что, конь-Мартрадор пришел первым и, как ни в чем ни бывало, наклонил свою гриву под венок.
– Вы предполагаете здесь какую-то причину такому поступку?
– Я не только предполагаю, я догадываюсь уже наверняка! Именно потому-то подковы он еще сохранил в целостности; именно потому то, ходил после гоголем перед взмыленными и пристыженными соперниками; и именно потому результат показал феноменальный – при расстоянии четыреста высокорослых берез в длину время прохождения дистанции – ноль секунд. То есть – рекорд! Все другие скорости, как понимаете, ни сейчас, ни впредь не составят ему конкуренции. Феноменально только то, что однообразно. И потому сразу возник чудовищный по своей сути вопрос: «кто мог подсказать при данных обстоятельствах «простому» Мартрадору, поступить таким образом?»
И, наперед забегая, скажу, что сама идея такого бега, сама по себе, рациональнее любой рациональности. Вопрос этот так же из разных счетных палат и проанализирован давно не только среди обслуживающего персонала клиник, но и в самых, что ни на есть, клинических испытаниях испытан дважды, в разных лабораториях, и подробно законспектирован. Тогда не только «где прямая» и где «круг» становится не важно, но и само тризаликтоидная гуща в обносках практической целеустремленности «финишировать» становится прямо пропорциональна не только «пропасти» и «горе», но и «кислым щам с капустой». И, потому, наверное, такие различия в Холомбока Доломбота прямолинейности, не зависимо от легкости восприятия, крайне редко разрешено проделывать, и сама идея данного ступора относится к области той самой пресловутой эврики, которая вообще мало кому присуща. То есть, идея самого движения, как бы ставится под сомнение, и конечно сам конь-Мартрадор (будучи «простым») не додумался бы до этого, а просто – кто-то подсказал. И вот именно в этой подсказке, когда «состязающиеся» только подошли к барьеру и кентавры взрывали копытами песок, и кроется самое «невероятное» и «непостижимое», и как раз именно в этот момент, можно сказать, и случилось «самое неожиданное» и «из ряда вон выходящее»!
– Здесь, могу поспорить с вами относительно первостепенности данного положения. Из ряда вон водящим, здесь является, прежде всего, то положение, когда Роту с большим опозданием вышел из дому, а только после – все остальное.
– Но я же говорил ему – в записную книжку записывать надо, а не на манжетах. Куцуская, видать, постирала и вот – результат.
Можно, конечно, еще раз предположить, что кто-то другой вышел из ряда вон, например, в уборную, и выкрикнул «такую» рекомендацию бессознательно. Но это – вряд ли. Во-первых, таким умом, помимо Шестикоса и Роту, не владеет никто, чтобы на такую «роскошь» осмелится. Следовательно, подозрения в сторону провокаций со стороны кого-нибудь другого здесь – не мыслимы. Во-вторых, бессознательно такие реплики не выкрикиваются – а выкрикиваются они очень даже сознательно и с умыслом. Или – осмелиться дать додуматься «простому» Мартродору до того действия, которое являться должно быть для него «эврикой», мог либо Роту, либо Шестикос и никто другой. Прикиньте в уме сами. Кто еще? А поскольку Роту на ипподроме не было, то остается Шестикос, или кого-нибудь сам Шестикос подучил. Но ведь это – невозможно! Так кто?
– Вопрос, прямо на закваску...
– И Окасава не поможет. Я намекну. Только не говорите после, что и я – с умыслом намекаю и перевожу эту таинственность в еще большую степень таинственности и набиваю себе цену. Я – чистосердечен. И даже когда имею возможность и уверенность отстаивать свое место под вешалкой, все равно не думаю никогда ни о каких наградах. И откуда, здесь, казалось бы, могли взяться такие подозрения – спросите вы? Но если речь заходит о «короткости» и «продолжительности», о «ширине» и «длине», и возникают соответствующие тому дебаты, тогда следом обязательно возникнуть должны похожие величины: «больше», «меньше»; «замшевый», «не замшевый»; «страшно», «не страшно»; «теория», «практика» – не правда ли – и далее по касательной до самой сердцевины. «Но вы опять что-то не договариваете, любезнейший, в подробностях» – скажете вы. И ваши подозрения не лишены истины.
– Но, может быть, вы просто забыли сказать о чем-то, а не только – скрываете?
– Да – позабыл!
11
– А теперь сами попробуйте вспомнить, как еще недавно в каждую субботу принято было за обыкновение, «кричать на билетера, если мест нет». Кто попробует «теперь» на такую чушь осмелиться? Ведь, всегда свободные места на скамейках есть, и всегда можно найти множество остроумных причин, чтобы в очередной раз угодить в мыслях своих черти знают куда, а после стоять и только посматривать. Нет мест на трибуне только для того, кто снаружи ходит. Смотрят теперь Куськин и Федор Ихотон на вышеприподнимаемую ваксу, которую мимо проносят, и видят, что емкости, а, следовательно, самого содержимого «меньше», чем вчера проносили, и у них даже вопросов не возникает «куда», «почему» и «зачем». Этот «триглав» уже не актуален. Но ведь здесь, в соответствии простых чувственных возражений на ряду простых умственных способностей, сразу могут возникнуть подозрения на другое развитие событий – «а не намажут ли самого меня вместо нее?»Чутье такое. И не сказать, что самое бесполезное и противоречивое это чутье! Не исключено. Даже вполне можно сказать – обязательно намажут! Но, в конце концов, и эти вопросы как бы затушевываются иным соусом. Их просто – не возникает. Опять – почему?
– Вы сами не выводите ли витием вспять согласно уже «своих» чувственных возражений? Да им просто – плевать и все тут. Смотрят и – все. «Выше», «ниже», «глубже», «шире» – вопросы не входящие в их арсенал ответов. И думают ли они о чем-либо «таком» или не думают ведь – неизвестно. Очень может быть, что тут – много проще, чем вы выводите. Ведь главное для них, небось, ни «где прямая» и «где круг» и «какие» они имеют в себе основания перетекать из одного русла в другое – совсем не это волнует их. Для них, быть может, главное не в том, «по кругу ли им ходить или по прямой», а в том, чтобы Куськину и Ихотону ходить вместе. А куда – не важно. Может быть?
– Может, но навряд ли. У Куськана, безусловно, каким бы путь прямым ни был, все равно к ипподрому закругляется, и не потому, что Шестикоса чтит, а потому, что азартен – здесь и сомнений не вызывает. Но, как вы правильно заметили, здесь важно не то «кому, куда и зачем»» и «какой путь», а то, что может случиться «другая параллель», могут случиться изменения не «в общей форме происходящего», а изменение «самой формы». Сами видите сколько может разветвлений получиться, маленьких таких лазеек, склизких таких плавников и страшных выводов на основании неосведомленности «кому, куда и зачем». Но если бы теперь иначе было и изменилась бы «сама форма» – можно было и впрямь предположить тогда, что некто прошел в уборную и выкрикнул данную рекомендацию Мартрадору сдуру. Но ведь таких изменений не было – штиль. Следовательно, тогда и такое «сдуру» никак не могло случиться не только с Куськиным и Ихотоном, но и ни с кем другим не могло случиться! Куськина и Ихотона, как понимаете, я даю здесь, как пример. Потому, как если б могло с ними «такое» случиться, то можно сказать, что такое со всяким случиться может! А это – противоречиво по самому факту склеенности. «Время» может согнуть только Роту и то на очень малый момент, и оно хотя и бывает послушным, как ребенок, зато обратного действия не избежать, и никто не в состоянии предвидеть каким будет это действие. Известные нам законы, на самом деле, очень смешны. Мол, сила действия, равна силе противодействия. Почему – смешны? Потому, что, вон, давеча, ударил Жирондом Булдыжный Пипипа Севряжного ладошкой по шапке, а в ответ получил кувалдой по голове.