– Понятно. Можете не продолжать. А скажите, зачем нам нужон стал чужой календарь? У нас ведь все прекрасно со своим обходились. После пятницы – понедельник; после мая – снегопад. Все понятно.
– Не правильный, в принципе, вопрос. Не «зачем», а «кому»? Пепитрику-летописцу.
– Скажите, почему у валенок теперь подошва резиновая?
– Опять – не «почему», а «для чего»? Для того, чтобы когда идете по 2-ой Фарватерной, она вас не слышала. То есть, у нее, у улице, к примеру, в этот момент времени, могут быть свои проблемы, например, с кротами, а тут вы идете. Представляете «куда», если вас не слышит дорога, можно прямолинейно придти? Потом – энергии там всяческие пропадают по чем зря, и не только до головы не доходят, но и до пяток. На Фарватерной есть такой камень в мостовой (75 от пересечения с Обхоженной), на который, если наступить босой ногой, напряжение получается такое, что голова в ведре начинает конвульсивным образом вибрировать – ток высокой частоты; сначала звучание одиночное – бум, бум, а после, если долго стоять, иногда даже мелодия великолепная выходит. Но вот если одеть резину (а где резина, там, следовательно, и пот), то тогда никакого звучания не будет слышно.
– Скажите, а у самолетов есть рельсы?
– Не сложный вопрос. Рейсы, я слыхал, – есть. Ну, а если есть рейсы, тогда и рельсы со шпалами из прочной древесины, видать, безусловно, тоже есть.
– Скажите, если критически задумать заранее пробежать ночью по центральной улице и никому не сказать предварительно о своем намерении, можно ли будет встретить кого-нибудь?
– Глупый вопрос. Ночью все спят. Потому, если никому не сказать предварительно – никого не встретите.
– Скажите, а сколько нужно набрать вольторамных присутствий в общую смесь интеллектуальной значимости в Кульпийско-Гогомайской отрешенности от личной неприязни к Кузгороду Амитеевичу, когда тот из дома не выходит, вплоть до истинного значения «мус»?
– Не знаю.
– Скажите, а какова значимость фактического дуновения ветра по отношению к цветным стеклышкам?
– Это, надо сказать, не менее актуальный вопрос, чем вопрос о параллелях. Здесь необходимо-нужно много говорить и рассказывать с самых что ни на есть начал округления движущейся стороны общих преобразований взгляда помноженного на суть высматривания и пористого левостороннего движения в связи с правосторонним сносом гармоничного отождествления с правосторонним движением на углу Сервяжной. Но при желании и в этих не сложных вопросах разобраться можно, можно сказать, досконально.
– Скажите, а если наступить на 76 камень улицы Обхоженной, будет ли чувствоваться тогда чудодейственная и великолепная вибрация?
– Чувствоваться может и будет, и не сказать, чтобы мало, но только не каждой наступившей на 76 камень подошве возможно будет ощутить данные перемены во впечатлениях.
– Скажите, а Машмотита вышла замуж за кого-нибудь или опять, собака, не вышла?
– Вышла.
– За кого?
– Когда из своего дома выходила – безусловно за Монторана Тырдычного (он как раз в этот момент времени у пруда гулял). А когда выходила однажды из дома самого Лифопа Камушкина и даже не думала никого встретить, тогда ей навстречу повстречался – я уж не знаю кто. Но кто-нибудь, наверное, обязательно, можно сказать, повстречался.
– Скажите, а для того, чтобы перпендикулярно знать какие можно штиблеты одевать и носить в плохую и не достаточно дождливую иже сухую погоду, а какие нельзя одевать иже носить, «что» в принципе, «какие» непосредственно и предварительно действия следует обязательно и безусловно практически предпринять? И если не предпринять никаких действий, то какими могут быть непредвиденные последствия, и чем, в конце концов, могут они закончится в законченном варианте Балбуды, и прямыми ли останутся швы?
– У вас сейчас было целых четыре вопроса. А троичность вопросов и плюс один, как знаете, всегда рассматриваются исключительно прямолинейным способом. А прямолинейность способов, как знаете, такова, что способности ярким образом и без пояснительных иллюстраций резко отличаются от возможностей вывести их на другой, более-менее иной черно-белый или фиолетово-зеленый спектр линейности. Следовательно, перпендикулярно здесь ничего не удастся выявить прямым выключением тумблера, и никаких явных преимуществ из ответов на эти вопросы не получится никогда преумножить. Но вы нисколько при этом не беспокойтесь до посинения – швы останутся, как были в мае, абсолютно ровными.
– Скажите, а зачем голова всегда и самым прекрасным образом остается обязательно круглая?
– Внутри движения по окружности всяческих столичных и межрегиональных мыслей и с помощью их рассуждений и ввиду прохождения этих мыслей сквозь насущные видимые материальные объекты и запахи (как, в частной позади-вперед идущей мгновенности 2-ой Фарватерной, так и во вселенском спиральном масштабе), округлость головы предопределяет собой «сознательный», а не «бессознательный» формат настоящей действительности (Хавотский Шмот-Дульский формат). И потому голова ни в каком удобном для нас случае никогда не станет иной и не может даже таковой показаться. Да и где вы видели повсюду непосредственно глядя вокруг, чтобы были вокруг квадратные ведра?
– Скажите «Градус Гульпертинг» это что такое?
– «Градус Гульпертинг» это такая высокая степень вероятности, когда ничего больше не нужно.
А скажите – что такое – «конечная станция»? Вот вы в начале сказали – «конечная станция», а ничего не объяснили. Какая это – конечная?
– Да никакая! Самая обыкновенная. Едешь, едешь и вот приехали. Это и будет – конечная станция.
– Но какая она?
– Она может вообще никакой не быть. Просто – конечная. У нее и название не всегда есть. Просто едешь, едешь и вот – конечная станция. В рупор обычно о чем говорят? Говорят: «Конечная станция – выходите». То есть, когда вы приезжаете на конечную станцию вам ничего больше не остается делать, как выходить. Если у вас нет с собой никаких чемоданов, то это можно сделать очень легко. Совершенно не нужно никого просить, чтобы помогли их помочь стащить с верхней полки, не станете вместе с ними толкаться в проходе и искать носильщика на перроне. И вот когда вам объявляют – конечная станция – вы выходите из вагона безо всяческих приключений.
– Но какая она все-таки – конечная станция? Быть может – последняя?
– Ну, нет. Не обязательно. Вчерашняя тоже может быть. А бывает – железная.
– Но значит ли это, что если это конечная станция, то больше некуда ехать – я именно об этом хотел спросить?
– Совершенно так – абсолютно некуда ехать. Там ведь дальше рельсов совсем никаких нет. После конечной станции не бывает никаких рельсов. Поезд, безусловно, никуда не сможет поехать потому, как не по чем ему будет ехать. Это очевидно. То есть, можно сказать, что у поезда закончилась дорога, и он будет некоторое время отдыхать, пока ему не скажут ехать в обратную сторону.
– Вы хотите сказать, что и у поездов как на ипподроме можно приехать на конечную станцию и отправиться в путь. Значит – есть куда ехать? Но ведь тогда это будет – не совсем конечная.
– Не только у поездов и на ипподроме, но и везде так. И вот здесь я сам до конца недопонимаю – значит выходит и вправлу, что конечная не совсем конечная, а промежуточная. Справочники ведь тоже иногда врут. Вот я взял справочник и прочел на литеру «К». Там ясно сказано: «Конечная станция». Вон, например, башмак Тутин весь поизносился, дыры везде были, подошва совсем стерлась, и вид был прямо безнравственный. А вчера, гляжу, опять идет новый – кожа блестит, шнурки из прочной материи, и запах великолепный. Вчера еще на паперти стоял, а сегодня – уже ухмыляется.
– Значит, нет конечной станции?
– Значит, нет.
– Ну и куда мы теперь отправимся?
– Известно куда – к началу.
1
– Есть такой вопрос. Он не обозначен на географической карте не так, не этак. Можно сказать, что он не был обозначен, как обозначают вопрос...
1994