2
– Сегодня день – «решето», потому, что день «решето» – никакой более. Дальше, в Сатунчак Хвита Хавота, просеивание будет делаться. И что видим воочию? Водопад имеет большой вид и хороший цвет; озеро внизу, как мешок, и, безусловно, туда падает вода, и именно туда надо смотреть. Только «мешать внутри мешка рукой – не безопасно» – говорит Роту, и указывает на мешок рукой. Но в этот раз подошел к мешку Валисасов Мартродор-конь и захотел заглянул вовнутрь. «СКАЧИ!» – сказал тогда Роту. Тогда конь поскакал к водопаду и начал там, на берегу, ржать, мотать гривой и прыгать с задних копыт на передние. Но поскакал-то он, как понимаете, только в проекции, а на самом деле по-прежнему шел за Валисасом сзади, по Замащенной, без аллюра – спокойно. Мешок с водой, между тем, был полный, а водопад высокий. Та же, в сущности, привычная двойственность, привычная натуралистичность, и вроде самая, что ни на есть обыкновенная двойственность и обыкновенная натуралистичность – не рябая. Но не рябая, то она – не рябая, а вот посмотреть сбоку – та. И лучше не скакать теперь никуда на коне. Сам фарватер на пути узок – рукой можно подать от берега до берега, – да и мысль на скаку всегда слишком резва; цель, как понимаете, на скаку тоже – скачет, потому и попасть трудно. Видите сколько всего!
– О мешке я, будто, слышал что-то. Мол, изобрел Роту мешок в виде водопада, схему опубликовал в вечерней газете, и по поводу события этого был банкет и целый день били в колокол. А больше я ничего об этом мешке не слышал. Но вы правы. Если мысль в данном положении слишком резва, что наводит на размышления о производстве более прочных подошв, следовательно, и сама натуралистичность данного происшествия не подвернется под ногу и не вызовет никаких сомнений, и можно будет с уверенность утверждать – «не приснится»! Это понятно. Но куда смотрела сама двойственность, если допустила такую натуралистичность?
– Но вот, именно потому, не зря Попорон Попогор-хороший возводил обвинения в административном собрании: «Видел – говорил он – своими глазами – идет». Встал Попорон Попогор на возвышенность и постучал молотом по полотну из тряпки. Собрались не все: Маминкий Так – идущий впереди экипажа; Слончак Кишкин – без ведра; Вармалион Роторов – худой и несколько обидчивый; Папра, Курятская, Кацуская, Шаровман и др. Вроде повеселело в собрании, поблестело над балюстрадой, но Роту дверь закрыл: «Без меня» – намекнул он. Кстати говоря, Роту боится и Сатунчаковского водопада тоже – «гремит громко» – жалуется он – любит, где сухо. Ночи вокруг нет – не видно даже. А Монторан Тырдычный, в предвкушении низости полета настоящего события и когда нашло на Валисаса показаться в пойме в таком виде, обрезал весь свой плюмаж, спрятал в сундук, сундук утопил в пруду, а после возьми, да открой плотину. Думал, что унесет. Теперь не выходит из дома. Сидит. «Показывайся не показывайся – думает он логически – что изменишь!? Пупок развяжется.
– Но, погодите – здесь загвоздочка. И прямо не загвоздочка, а целый гвоздь. Спрашивается, каким местом думал Роту, если пустил Кацускую на собрание? Немыслимая вещь. Кацускую никогда ни на какие собрания не пускают, потому, как никакого «собрания» тогда не получится. Все будут на нее смотреть. Это – первое. Второе: по четвергам, как известно водопад не работает – вспомните указ от седьмого числа прошлого года, – следовательно, река не течет, а, следовательно, – поднимай плотину не поднимай, толку не будет. И третье: отчего это, спрошу, Пепитрик-летописец все пишет и пишет, даже тогда, когда еще ничего конкретного не произошло? С какой целью?
– Правильно – сомневаетесь. Но к этим вопросом мы обязательно вернемся и их, безусловно, затронем. Но главный вопрос теперь совсем не в том, «в какой парусине показываться», и «в какой замше ходить», а в том – боится ли Монторан Тырдычный или не боится? А кто, спрошу, смел? Это только так принято думать, что щебенка на 2-ой Фарватерной перевелась окончательно и ее давно нет – ничего подобного – есть. И в большом количестве! А то еще ввертывается гайка на предмет благоразумия – мол, не то чтобы от страха пятки натираются и ходить больно, а от того, что глупо спорить на предмет благоразумия с тем, у кого такого предмета в помине нет! Но если двери на ночь запирают изнутри, значит, запирают их от того, кто снаружи! И потому, связи только в том случае остаются прочными, когда все идет туда, куда надо идти, или туда, куда смотрят – без новшеств, нововведений, новизны и новостей. Тогда – поспокойнее будет. А теперь – что? Теперь вышло так, что если и можно танец плясать, то в одиночестве. Мало ли чего может произойти! Кузимун Комков, всего вероятнее, вызовется вам помочь. Хорошо – пусть поможет. Не надо здесь только много усложнять и ребячиться. Главное, чтобы – без лишнего!
– Погодите опять. Вот вы говорите, что щебенка не перевелась на 2-ой Фарватерной, и следом вдруг – танец?! Как это можно?
– Да так и «можно» потому, что само явление Валисаса с конем, а коня с попоной, полностью противоречит не только упомянутому вами указу от седьмого числа, но в связи с данным противоречием согласовываться стало с самим понимаем «нельзя». Где же видано, чтобы без ведер ходить?
– Да, очень неудобно. Новшества конечно не нужны – и без них тошно, Но какая будет повсюду в том новость, если за Валисасом и раньше числились подобные выходки и ни о какой низости полета речь не шла? И в чем здесь тогда – новшество и в чем – инцидент?
– А в том «инцидент», что вот тут-то и начинается, собственно говоря, само происшествие. Именно тогда, когда Валисас пошел по улице в таком виде и шел вперед, подвернулся к нему под ноги в резиновой шапке незнакомец, и в резком движении нахлобучил «площадь» до самых плеч (даже перья разлетелись в разные стороны). Не стоило этого делать. Но коль нашло на него – пусть – сойдет – сено на макушке осталось. Умора просто! Валисас и не понял кто и, как такое могло случиться, и абсолютно с ним?! Глупо? Глупо. И, ввиду такого насмехательства, все остальное, что могло его вразумить, еще менее важно показалось тогда для него. И, вот именно здесь, события и начинают разворачиваются с той быстротой, которую и представить трудно. Представьте себе! Потому, как стало досконально известно, что в тот самый круговорот появления незнакомца (как то вдруг и точно специально появился он), Монка Спирдячная (танцовщица) оказалась здесь невольной зачинщицей, когда накануне ехала с незнакомцем в поезде и таким образом получила его в попутчики. А получив – подучила. В процессе разбирательств и в выборе наказания для Монки, все это впоследствии попытались выяснить до мелочей. Но тогда она была еще Монкой, ехала пред тем, как приехать, с незнакомцем в поезде долго, а ездила она за Маршевый Спуск в Пешеходную Заграницу Альянса по своим делам и просидела рядом с незнакомцем на одной подножке заднего вагона. Водопад уже тогда был на грани. Говорили «ни о чем» (сама признавалась): смотрели вдаль, поезд летел, в небе луна. Монка Спирдячная знаете кто такая? Теперь ее натура не столь важна. Но, что бы ни говорили о ней злые языки, она никогда в преступных связях не была замечена (ни в чем); у нее и походка слишком легкая для этого, и любит она всякие ленточки, шнурочки, заколочки, чтобы бунтовать. Но, между тем, не смотря на ленточки и заколочки, казнят ее чуть ли в каждую тумбу Хвита Хавота именно за них (чтобы скромней была), и тем самым Шаровмановским топором! Отрубят, правда, как правило, одну только башку, не больше, и вот теперь, наверное, тоже отрубят. Потому, как если сверху не ведро, то, значит, и нет ничего, а когда нет ничего, то и само то «место», где нет ничего, не обязательно. По логике. В ведре надо ходить. И потому, если нет на голове ведра – ее рубят. Она и не подумала в этот раз, что «могут», а незнакомец возьми и намотай на руку шаль, был весел, а сам – вздумал. Ну и, чтобы вы думали? Да ничего!
«Как у Шонке Разутой пятка торчит» – сказал Расти Парный, глядя на помост, когда Монка нагибалась.
«А у Вотуна Кармагора теща уехала» – подумал Пипит Тиронский.