Апостол Марк был арестован и мученически убит в Александрии Египетской в I веке н. э. В центр своего живописного повествования мастер поместил эпизод пленения святого во время проповеди. Слева и справа — эпизоды явления Спасителя заключенному в темницу апостолу, когда Христос приветствовал его словами: «Мир тебе, Марк, евангелист мой», и суда над ним.
Мансуэти переполняет пространство фигурами так, что сцена, словно восточное торжище, превращается в столпотворение. И лишь внимательно приглядевшись, можно заметить отдельные происшествия и обнаружить сюжет. Подчеркнутая декоративность полотна создается за счет удивительно музыкальных «перепевов» арочных анфилад, портиков. Особую ноту придает излюбленный художником красный цвет одеяний персонажей, «венецианцев», «мамлюков» или «турок», который также вступает в сложный (уже красочный) ритм с белизной всегда массивных у живописца тюрбанов.
В начале XVI века мамлюкский Египет был завоеван Османской империей. Образы современных язычников, то есть мусульман, накладываются на образы язычников времен деяний апостолов, напоминая сцену из повседневной художнику жизни.
Джованни Антонио де Сакис получил свое прозвище от названия родного города в провинции Венето. Странствие по Италии в поисках работы, обогатившее художественную манеру мастера различными влияниями, началось с Феррары. В Венеции Порденоне воспринял уроки Джорджоне и Тициана, в Риме — Рафаэля, что сформировало его «большой стиль», которым и отмечено данное полотно, исполненное по заказу для алтаря капеллы Ренье церкви Мадонны дель Орто.
Лоренцо Джустиниани был первым епископом, носившим сан венецианского патриарха (в то время патриархат был перенесен из города Градо). Его канонизировали только в 1690. В этой работе блаженный изображен в окружении святых Людовика Тулузского, Франциска, Бернардина и Иоанна Крестителя, попирающего античную капитель как осколок старого мира и протягивающего жертвенного агнца, в момент благословления каноников церкви.
Первый живописец Венеции, Тициан Вечеллио, которого величали просто Тициан, и имя это звучало как высший титул, изобразил Иоанна Предтечу вовсе не каноническим аскетом, а мощным, атлетически сложенным, зрелым мужем. Его незыблемость словно подтверждается вертикалью скального утеса в левой части. Но нежна природа, свеж пейзаж, оживленный прошедшим дождем, трогателен агнец, знаменующий будущие жертвы, и вовсе не торжественно выражение лица самого пророка, знающего будущее.
Отдавая дань дару земляка, современники венецианцы восхищались мастерством исполнения и проникновенностью образа. Особо был отмечен колорит, отсвечивающий теплым золотом. Популярность полотна была так велика, что Тициан создал еще один вариант (Эскориал, Мадрид), а Антонио Гварди — копию для маршала Шуленбурга (Национальная галерея Ирландии, Дублин).
Четкий абрис фигуры, демонстрирующий рисовальную маэстрию, — ответ на претензии представителей флорентийской школы, утверждавших, что венецианцы потому ставят во главу угла цвет и тон, что не владеют рисунком.
В собрание Галереи данное монументальное полотно попало в наполеоновские времена из церкви Санта-Мария Маджоре, находящейся на одноименной набережной.
Джорджо Вазари, автор жизнеописаний итальянских художников, назвал Тициана избранником небес. С этим трудно не согласиться: мальчик, рожденный в глухой деревушке Пьеве де Кадоре в Доломитовых Альпах, услышавший от известного венецианского мастера приговор «У тебя нет таланта», стал одним из величайших живописцев мира. Недаром влиятельнейший владыка, император Священной Римской империи Карл V, который пожаловал Тициану графский титул, сказал однажды: «По моему зову я могу кликнуть князей, графов и придворных, но создать такого художника, как он, не в моих силах».
Столь же популярной, как «Иоанн Креститель», является данная камерная композиция, явно созданная по частному заказу. Тициан до конца своей долгой жизни продолжал творить с юношеским накалом. Этот образ нежного материнства, освещенный медовым тоном золотого божественного света, был создан, когда художнику было за 70 лет. Краски, насыщенные, горящие, положенные в свободной, широкой манере, словно светятся изнутри.