В истории данной картины, как и других произведений Лонги из собрания Галереи, существовало предположение ее происхождения из дома семьи Веньер, древней и уже аристократической (долгие века патрицианская верхушка Венеции, по сути, представляла собой сливки торгово-купеческого класса). Косвенным подтверждением тому может служить портрет прокуратора Николо Веньера на обитой полосатым штофом стене. Лонги изображает практически свободную комнату в палаццо, но акцент роскоши обозначен однозначно — великолепным камином на левом фланге полотна. Сама сценка непритязательна — дамский портной демонстрирует хозяйке (невестке прокуратора, Самаритане) новый наряд. Девочка, играющая с собачкой, в отличие от матроны на втором плане не обращает внимания на столь значительное в женской жизни событие. Позднее сын уже выросшей Марии, Джироламо Контарини, подарил полотна Лонги Галерее Академии.
Живопись Пьетро Лонги часто сравнивают с комедиями его земляка Карло Гольдони. Реальные эпизоды на картинах подчас выглядят как театральные постановки, веселый маскарад. Но такие сценки были привычными для жителей и гостей Венеции. В интерьерных произведениях XVIII века нет и намека на морализаторство, свойственное создателям этого жанра — малым голландцам.
В бытовой летописи великолепного города Лонги особенно внимателен к деталям. В «Уроке танцев» видны на первом плане грелка для ног и небрежно оставленная шпага на пуфе, которые словно обозначают границы кулис, чтобы открыть зрителю площадку с основным действием: строгий преподаватель танцев указующим перстом требует от юной ученицы особого изящества движений, веля ей тянуть носок. Художник здесь — утонченный колорист, зеленая гамма различных оттенков на разных фактурах деликатно прерывается теплыми красными тонами. Но кульминацией служит, конечно же, светоносная фигурка танцовщицы.
Азы ремесла Пьетро перенял у своего отца, серебряных дел мастера А. Фалька. Однако он увлекся живописью, стал учеником Антонио Баллестры, позже в Болонье — Дж.-М. Креспи и в гильдию художников был записан под новым именем — Лонги.
Лонги с успехом работал над созданием алтарных и мифологических композиций, но подлинную славу ему принесли жанровые произведения, повествующие о «быте и нравах» Венеции XVIII века, на излете ее великолепного существования. Правда, во многих из них демонстрируется вовсе не парадная сторона.
Данное полотно особенно ярко подчеркивает еще одну черту жанровой живописи мастера — мягкий юмор, впрочем, без доли сочувствия и участия. Художник пишет свои работы несколько отстраненно, словно констатируя, и всегда композиционно замыкает сцену, разнообразя ее пространство характерными деталями. Он будто выталкивает героев-актеров, немножечко оцепенелых, а потому несущих оттенок кукольности, к зрителю. При подобной «сухости изложения» живописный язык творца богат мельчайшими нюансами, придающими его полотнам завораживающее очарование. Рембрандтовским свечением выделяется помещенная на шкаф картина, в которой знатоки узнают «Рождество» кисти Антонио Балестры.
Венецианцу Микеле Мариески довелось начать свою деятельность в Германии в качестве театрального декоратора. В 1935 он стал оформителем церемонии возведения на престол польской королевы Марии Клеменции Собесской. Вернувшись в Венецию, живописец использовал навыки создания иллюзорной перспективы в ведутах (как, собственно, и блестящие Каналетто и Карлеварис), а в 1741 — в серии виртуозных гравюр с видами красивейших мест родного города, ставших чрезвычайно популярными. Мариески называют одним их самых значительных ведутистов XVIII века. С 1736 он работал для маршала фон дер Шуленбурга.
Прежде всего картины, гравюры и рисунки художника обнаруживают особую пристрастность к таинственным инверсиям, фантастическим мотивам. Они не заметны на первый взгляд, так как способ передачи пространства, архитектуры, пейзажа вполне подчинен реалистическому видению. Но знающему реальность становится ясно, что это фантазия, каприччо. И в данном городском виде присутствуют постройки, которые никогда не существовали.