— У тебя проблемы с ассоциациями?
— Нет, проблем нет, — я замялась, перебирая в голове идеи, как лучше объяснить, что именно мне от него нужно. — Я только хочу, чтобы ты подсказал, в кого я могу трансформировать эту чертову медузу!
— Ты же сама понимаешь, что вариантов масса, — продолжая хмуриться, твердит Макс, на что я закатываю глаза.
— В дополнение к границам, никаких лишних вопросов. Просто скажи первое, что приходит на ум, — и быстро добавляю, — быть может, это будет что — то связанное со мной.
Я не собиралась этого говорить, сама не знаю, что дернуло меня раскрыть ему часть задания.
— С тобой? — теперь, словно начиная понимать, кивает Макс. — Хорошо. Значит тебе нужно изобразить того, кем ты себя видишь?
— Ну, так есть варианты? — игнорирую вопрос, спрашиваю я.
— Бабочка, — даже не раздумывая предлагает он.
— Бабочка? — я удивляюсь, мысленно пытаясь представить, как смогу это изобразить.
— Как ты тогда решилась пойти за мной? — в ответ спрашивает он. Снова эта игра в ответы вопросом на вопрос.
— Зачем ты спрашиваешь? — в висках начинает пульсировать кровь, я и сама себе не могу точно объяснить, как я могла на такое решилась. Долгое отсутствие секса? Или моя жизнь стала настолько скучной и пустой, что мне нужна была сильная встряска?
— Я ведь понятия не имел, что ты еще студентка, — продолжает рассуждать Макс, словно сам с собой, попутно играя прядью моих волос, убирая их набок, открывая мою шею. — Ты показалась мне тогда старше, чем оказалось на самом деле. В твоих глазах было столько желания, в них был голод, — уже шепчет он, наклоняясь ко мне еще ближе, пока между нами не остается совсем маленькое расстояние, стоит мне сделать малейшее движение и наши губы сомкнутся. — Но теперь я не уверен в причине этого голода, — переходя с шепота на обычный голос, говорит Макс, отстраняясь.
— Не понимаю, о чем ты, — все, что я могу произнести, понимая, что секунду назад даже перестала дышать.
— Думаю, понимаешь, но все равно мне не скажешь. Когда я увидел тебя снова, ты была совсем другой. Всякий раз, когда я тебя вижу, ты другая, и трудно понять, где есть настоящая Оксана.
— Я всегда настоящая. Если ты думаешь, что я кого то из себя строю, то ты ошибаешься! — негодуя, вскрикиваю я.
— Нет, ты из себя никого не строишь, ты, как экзотическая бабочка. Летая, она может казаться милой и привлекательной. Но, садясь на цветок, раскрывая крылья, она показывает узор на них, открываясь с новой стороны, отпугивая хищников, желающих воспользоваться ее слабостью.
Мой яростный пыл остывает так же быстро, как и возгорается. Я, как завороженная, слушаю Максима, никто никогда не связывал меня с бабочкой, тем более так.
— Так значит бабочка, — сглотнув, перевожу разговор в сторону.
— Да, именно бабочка, — Макс тянется ко мне, откладывая листы бумаги в сторону и забирая у меня полупустой бокал. — Яркая, легкая, пугливая. Та, что тянется к солнцу, но боится взлететь слишком высоко, чтобы не опалить себе крылья. Бабочка, которая меняет свой окрас в зависимости от ситуации, хрупкая и ранимая, но она очень хочет казаться сильной, непробиваемой.
Мои щеки вспыхивают, его слова задевают меня. Я очень хочу быть сильной. И я совсем не слабая, разве нет? Иначе я бы тогда не остановилась, меня бы сейчас просто не было здесь. Меня бы вообще не было.
Перед глазами всплывают светлые стены ванной комнаты, и я, сидящая на полу, поджав под себя ноги, прислонившись спиной к холодному кафелю. Я снова слышу напуганный голос отца, умоляющего открыть ему дверь. Настойчивые удары по двери вперемешку с басами громкой музыки, доносящейся из дальней комнаты, где вовсю продолжается вечеринка, ничуть меня не трогают. Мой затуманенный алкоголем мозг не воспринимает никакие звуки, делая их пустым фоном, мое лицо залито слезами, застилая глаза, превращая все вокруг в смутные неясные очертания. Сама я растоптана и опозорена, крылья бабочки опалили, превратив их в уродливое месиво. Эта бабочка больше не сможет летать, она покалечена, и крылья ее восстановлению не подлежат. Я помню, как мой взгляд сам собой натыкается на бритвенный станок, я помню, как тянусь к нему и крепко сжимаю в руке…
— Эй, ты побледнела, я рассчитывал на другой эффект после вина, — заметил Максим, несколько обеспокоенно заглядывая в мои глаза.
— Ты ничего обо мне не знаешь, — шепчу я, стараясь уйти от кошмарного воспоминания, и сбросить с себя нахлынувшее оцепенение.
— Не знаю, — соглашается Макс, чуть пожимая плечами, и осторожно касается моего лица. — Но мне с каждым разом становится все интересней тебя узнавать. — Его ладонь теплая и нежная, и мне так хочется сейчас закрыть глаза и прильнуть к ней. Но вместо этого я слегка дергаю головой, отстраняясь, и Макс тут же убирает руку обратно, и взгляд его меняется на более отстраненный, а голос теперь звучит не так мягко, — ты просила мои ассоциации связанные с тобой, и я тебе их дал.