На этом месте я не удерживаюсь и презрительно фыркаю, какие еще у меня друзья? Они отвернулись от меня, стоило мне оступиться всего один раз. А родителей так вообще гораздо больше заботит их собственная личная жизнь. Я больше переживала, что нас может увидеть кто-то из моего университета, может студенты или учителя, уж не знаю, что из этого будет хуже:
— Я хочу чтобы нас никто не видел вместе, только и всего, — пытаюсь объяснить ему.
— Хочешь сделать из всего этого свой маленький грязный секрет? — ехидная улыбка появляется на губах Макса.
— А ты хочешь сделать из всего этого повод для больших грязных сплетен? — звучит глупо, я знаю, но от одной только мысли, что обо мне снова пойдут разговоры, меня начинает тошнить.
— Волнуешься о своей репутации? — ухмыляется Макс.
— Ничего подобного, — спокойно отвечаю я, от моей репутации остались лохмотья, но Максу знать об этом ни к чему. — Просто я не хочу быть в этом замешанной, не хочу, чтобы обо мне распускали сплетни. — Я стараюсь не обращать никакого внимания на подкатившую к горлу горечь от воспоминаний не так давно минувших дней, когда за спиной постоянно раздавались шушуканья и смешки.
— Оксана, тебе не стоит переживать о том, что скажут или не скажут люди, — мягким голосом говорит он. — Да и потом, что здесь такого, что между взрослыми людьми есть секс, ведь все, что происходит между нами, касается только нас двоих. А если это не укладывается в чьи — то мозговые рамки, пусть катятся ко всем чертям.
Я удивленно смотрю на него и не могу не согласиться с тем, что он действительно прав. В самом деле, какого черта людям так нравится влезать в чужие жизни? Строить сплетни, раздувать из незначительных событий огромные, превращая их в грязные слухи, передавая их из уст в уста, додумывая на ходу новые подробности. Я тоже так хочу. Хочу, как и Макс, быть спокойной к внешнему отношению мира, который так легко может тебя ранить.
— Все равно, — продолжаю упрямо гнуть свое, — я не хочу, чтобы ты обо мне рассказывал, кому бы то ни было. Тем более, что бы нас видели там, где я учусь.
— Да я и не собирался, — немигающим взглядом соглашается Макс, — повторяю еще раз, все, что связано с тобой и касается наших отношений — это только между нами.
Я киваю головой, в общем-то это то, чего я хотела. Но тогда почему мне неприятно слышать, что Максим, так же как и я, собирался хранить все в секрете от своих друзей?
— Но! — продолжает он, — если нас вместе увидят, не надейся, что я сделаю вид что не знаком с тобой. Это будет просто глупо.
— Просто следи за языком, хотя бы тогда, когда рядом мои однокурсники или преподаватели! — огрызаюсь я.
— Что еще значит следить за языком? — спрашивает Макс, удивленно вскинув брови.
— Не нужно было говорить, что ты меня запомнил, это могло послужить поводом для лишних пересудов.
— О! — теперь Максим понимает, о чем я, и довольно ухмыляется. — Ты имеешь в виду нашу случайную встречу в университете! Это было очень забавно!
— Забавно? — возмущаюсь я. — Ничего забавного здесь не вижу!
— Как раз наоборот, ты была так смущена, так старалась спрятаться за мольберт, — продолжая посмеиваться надо мной Максим. — Но ведь я тоже не ожидал тебя там увидеть. Все, чего я хотел — это обратить на себя твое внимание.
— Это тебе удалось, ты обратил на себя не только мое внимание! — скривившись, говорю я, вспоминая, какой ажиотаж он произвел своим появлением.
— И чье же еще внимание я заслужил? — с интересом спрашивает он.
— А то ты не понимаешь! Да все девчонки пускали на тебя слюни, и готова поспорить, дай им волю, они растерзали бы тебя на месте, в надежде урвать хотя бы маленький кусочек от Максима Агапова.
От моих слов Максим закатывает голову назад и начинает громко смеяться. От звука его неподдельного веселья мне самой становится смешно, и я тоже начинаю улыбаться.
— Да плевать! — отсмеявшись, отвечает Макс, и, улыбаясь, чуть наклоняется ко мне. Внимательно глядя в мои глаза, он говорит, снизив голос: — но мне приятно, что тебя это задевает.
*
Остаток вечера я провожу за кропотливым прорисовыванием бабочек. Каждый новый виток, каждое новое вытягивание щупалец медузы в черные крылья снова и снова вызывают во мне воспоминания слов Максима: «Яркая… легкая… тянется к солнцу…расправляет крылья…» Эти воспоминания помогают мне, одновременно заставляя чувствовать себя лучше, но и принося с собой горечь сожалений. Не помню, чтобы я еще когда — то столько вкладывала в работу. В ней вся я, от начала и до конца. Никогда прежде я не раскрывалась так в своих творениях, и это было… это было похоже на очищение, но оно было болезненным. Пока я аккуратно вывожу пером последний вытянутый уголок крыла своей бабочки, мое лицо все мокрое от слез. Я утираю их, стараясь не заляпать лист бумаги, чтобы не испортить картинку. Взглянув на готовую работу, я понимаю, что довольна. Бабочки вырвались из черной воды на свободу, расправив нежные крылья. Но крылья не только нежные, они оставили в себе жалящий яд щупалец медузы. Это их защита, это и моя защита тоже. Закрыв чернила и ополоснув перо в банке с водой, я убираю работу на подоконник сушиться.