Влад, выросший в солнечное время, никак не ожидал, что сегодняшний день аукнется в его душе так…
Он смотрел на солнце до боли в глазах, до слез… он видел забытый живой зеленый мир, который запомнился ему с детства — самое удачное время, когда все в тысячу раз ярче… видел маму и брата… свой беззаботный курортный городок… море… дом и цветущую яблоню… она цвела нежным розовым цветом возле самого их окна, и в доме всегда пахло «яблочным медом», как говорила мама…
Влад, которого Удавом звали за спокойствие, не ожидал, что при виде этой необычно большой солнечной трещины все его существо захлестнет дикая непобедимая тоска, режущая по сердцу, как ржавый нож… из глаз катились уже настоящие, а не солнечные слезы, и хотелось завыть на всю Вселенную… по-волчьи…
Трещина захлопнулась неожиданно, сверкнув по краю последним лучом, как на прощание: ее закрыл соседний пепельный пласт. Черт их разберет, в каком порядке они летают там, в воздухе… Но солнца люди больше не увидят. Зато многие хотя бы убедились, что оно существует. И Рон — прежде всего…
Рон упала на колени, в снег, начавший уже подтаивать и пахнуть весной. Она протянула руку к небу, и вдруг закрыла ладонями лицо и зарыдала… совсем как тогда, над мертвым Лансом, вмерзшим в кровавый лед…
Влад почти ничего не видел из-за так внезапно наставшей темноты и пляски разноцветных пятен перед глазами (так бывает, когда долго глядишь на солнце). Просто шел на звук. Безошибочно, как ходят слепые. Опустился на колени рядом с Рон и обнял ее, закрыв от холодного ветра, пустой темноты и всего мира, будь он неладен…
— Знаешь, а я запомнил, — прошептал Влад.
— Что? — Рон уже перестала плакать, только всхлипывала изредка.
— Когда ты плачешь, как дитя,
Я обниму тебя за плечи.
Нет, слезы, страх не для тебя,
Отдай мне боль, и станет легче.
Я твое горе, как свое,
Захороню в токсичных складах,
В тех шрамах сердца, где гниет
И распадается отрава…
Ты счастье, молодость, любовь,
Я горе, старость и мученье,
И я война, и я же кровь,
И я твой друг, твое спасенье…
Я боль могу терпеть и смерть,
Ведь я солдат, солдат удачи,
Но не могу без слез смотреть,
Смотреть и видеть, что ты плачешь…
— Ты не можешь этого знать, — Рон внимательно посмотрела в его глаза. Синие. — Денис знал… но он… умер…
— Я не умирал. Я не Денис, я не Влад… не совсем Влад… Но я все помню. Твои любимые книги: стихи и картины художников XX века… Ты получаешь уксус из спирта… сам колдовал с этой медной проволочкой… Ты врач и шаман… ты бродила в моей душе, чтобы узнать, кто я такой. Я перетянул тебя за стену… Я не умер. Я никогда не умирал… Души вообще не умирают… Я просто вернулся, потому что я тебя люблю… Ты на меня не смотри, что старый… это тело просто… оболочка… — Влад говорил без остановки, как сумасшедший, и уже здорово жалел, что начал весь этот разговор. Этого в его плане не было. Все само как-то вышло… — Ты мне веришь?
— Верю, — ответила Рон неожиданно твердо. — Дедушка говорил, что случается, сущности теневого мира вырываются в наш, захватывая чужие тела. Ты такой?
— Такой.
— Зачем ты пришел?! Что тебе от меня надо?! — в голосе девушки зазвучала угроза, хотя вырываться из бережных объятий Влада она не спешила: успеется…
— Знаешь… — замялся было Влад… — Честно скажу! Я пытался себе внушить, что я здесь только чтобы найти того, кто станет Хранителем, кто вытащит этот умирающий мирок из ямы. Но на самом деле я просто хотел тебя увидеть еще раз. Просто быть рядом. Даже если бы ты меня не узнала, как тысячи раз до этого… Потому что я тебя люблю…
— Я знала, что ты придешь. Я тебя во сне видела. Два года назад…
Они шли к Храму самые последние по опустевшей вытоптанной земле. Шли рядом. Как старые знакомые. И у обоих на душе было спокойно. Ведь когда не хватает того Единственного или Единственной, в душе — вакуум. Будто с хрустом сжимается пластиковая бутылка, из которой откачивают воздух… а когда двое, а их во всей Вселенной только двое, вот так идут рядом, на душе покой. Мир. Рай…
Попросишь ветер, и он так уж и быть принесет к тебе эти слова. Когда-то они были выстраданы, записаны кровью по живому… были скрыты от всех, чтобы быть сказанными ему, если он придет. Он пришел. С неба свалился. Но теперь эти слова… этот стих… она расскажет ему с улыбкой, как пустячок: