Марку в последнее время было не узнать: она будто стала меньше ростом, в глазах потух живой, «хитрющий» блеск, а лицо посерело, как от болезни. Она почти ни с кем не разговаривала. Спала плохо. Ночью все больше смотрела в окно: из него был виден только кусок улицы — и все. Но Марка смотрела часами, ждала. Ей казалось, что еще немного, и из-за поворота появится Ив. Пусть злой и голодный, пусть как обычно пьяный и грязный после похода, но пусть — живой. Ей нужен был Ив, просто необходимо было увидеть его сейчас. Такое впечатление, что присутствие мужа изменило бы все на свете. И что, конечно, же, Миху стало бы лучше…
Малыш сох день ото дня. Не было температуры, кашля или чего-то подобного. Он просто медленно угасал, как догорающая свечка. Знахарки разводили руками… Кто еще мог бы помочь, так это Рон: она вытаскивала даже безнадежных буквально с того света… и потом сама лежала чуть живая неделями… В последнее время она зареклась так лечить, но ради племянника она нарушила бы любой запрет. Но где она сейчас? И где Ив? Почему этого негодяя нет рядом, когда его сын умирает?!! Почему?!.
В переулок свернули двое. Марка было воспрянула духом, но это были всего лишь соседи — из 112-го и 110-го домов. Мираж и Линкс. Вернулись из похода, шатались где-то два месяца. Мираж, симпатичная черноволосая девушка, сбросила на радостях рюкзак и снайперку с плеч и крепко обняла мужа, который выбежал ее встречать босиком и в легкой домашней одежде (сам он вернулся из похода месяц назад). Линкс, старый холостяк, улыбнулся двоим счастливым (улыбнулся грустно, потому что весело просто теперь не мог), помахав им рукой, пошел дальше. В свой дом он заглянул на пару минут — похоже чтобы просто оставить вещи — и сразу направился почему-то к дому Марки.
Она не стала дожидаться, пока он постучит, и встретила его на пороге. В конце концов, Линкс хороший приятель Ива… может быть, удастся что узнать…
— Здравствуй, Марка, — сказал Линкс, сбрасывая капюшон. — Можно войти?
— Можно, — сухо ответила Марка, отойдя от двери, — только не шуми. Мих спит.
— Понял, — согласился Линкс шепотом. — Он все болеет у тебя?
— Болеет, — прозвучало серьезно и напряженно. — И Ива нет рядом, когда он так нужен!
— У меня как раз весточка от Ива, — Линкс уже устроился за столом и успел налить себе в кружку кипятка. — Муженек твой живой и почти здоровый.
— Почти? — недоверчиво переспросила Марка.
— Да, он ногу сломал, — гость сделал долгую паузу, прихлебнув из кружки. — В госпитале он сейчас, и еще долго там проваляется… Нога в гипсе. Его даже не привезешь теперь — совсем не траспортабельный.
— А Рон с ним?
— С ним, — зевнул Линкс. — Она брата не бросит.
Линкс даже глазом моргнуть не успел, как был схвачен за ворот и бесцеремонно вытащен из-за стола. И откуда у Марки столько силищи вдруг взялось? Маленькая ведь и не воевала в жизни никогда, примерная такая женушка… Сейчас ее глаза блестели сумасшедшим блеском, как у голодного хищника, даже страшно становилось в них глядеть…
— У тебя есть снегоход. И ты меня и моего сына в госпиталь отвезешь, — четко, чуть ли не по слогам проговорила Марка.
— Я ж из похода только что… я устал… я жрать хочу… — Линкс, конечно, пытался придумать что-нибудь, но все было бесполезно.
Через пять минут он уже шел к «Большому Боссу» за бензином…
80
Я долго пытался сообразить, что происходит. Такое ощущение, что вся моя жизнь началась только сейчас, с того момента, как я «щелкнул пальцами», и вокруг оказался зеленый мир и двое, впервые бегущие по траве. Все, что было до — мутно, серо и бесконечно, будто бы я спал.
Это на самом деле очень странно. Столько событий за такое короткое, особенно если сравнивать с моим возрастом, время…
А реальность? Она все больше размывается и рушится, выходит за все рамки. Я не понимаю, что происходит.
И еще чего я не понимаю — так это ГОЛОС, который иногда звучит в моей голове. Не говорите, что я сошел с ума. Голос реален, и ничуть меня не удивляет. Я отношусь к нему, как к чему-то обычному и естественному, но непонятному. И меня злит именно то, что я не понимаю, что он такое…
Дедушка, я давно не говорила с тобой. Прости, но ты всегда требовал от меня честности, мне все реже требуется твоя помощь, твой совет и иллюзия твоего присутствия. И меня это не удивляет. Вообще, меня уже ничто не удивляет в последнее время. Я могу радоваться и грустить, но удивляться больше не могу. Наверно, это потому, что я Хранитель. Да, ведь Хранители все знают наперед, поэтому удивляться им действительно ни к чему… А мне вот иногда жаль удивления, ведь это самое живое человеческое чувство.