Все это вызывало недовольство, особенно у сенаторов и вообще аристократов. Первый заговор против Домициана созрел в 87 году, затем против императора взбунтовался командующий рейнской армией Антоний Сатурнин. Бунт был быстро подавлен, главным образом по той причине, что поддерживавшие Антония германские племена на верхнем Рейне не могли перейти реку из-за внезапного, необычайно рано начавшегося ледохода. А цезарь лишь укрепился в своем недоверии к высоким сановникам. Вот так и начал раскручиваться порочный круг страха и репрессий, порождая новые заговоры и новые репрессии.
Жители столицы, впрочем, не жаловались. Доброе отношение и даже любовь широких народных масс цезарь снискал давно известным, испытанным способом, не скупясь на предоставление им хлеба и зрелищ — рапет et circenses. В данном случае слово «хлеб» надо трактовать шире. Речь идет о денежных выплатах, о продовольствии разного вида и даже о фонтанах, извергающих струи вина. Зрелища устраивались при каждом удобном случае. Кроме уже существующих обществ цирковых болельщиков, объединяющих в основном любителей состязаний на колесницах, по инициативе цезаря были созданы два новых, цветами которых стали золотой и пурпурный; век их, в общем-то, оказался недолог. Было открыто четыре новые школы гладиаторов, что свидетельствует об огромном спросе среди публики на кровавые выступления этих рыцарей арены. В специально сконструированных на Тибре бассейнах разыгрывались роскошные морские бои, к вящему удовольствию граждан. О том, что без конца происходили представления с показом диких животных и охотой на них, и говорить излишне.
Восторг столичного люда вызывали и постоянно возводимые роскошные здания, в том числе и храмы. Был восстановлен храм Юпитера на Капитолийском холме, сгоревший в пожаре 80 года. На Форуме вознесся храм Веспасиана и Тита, а на Квиринале (место, где родился Домициан) — храм рода Флавиев. Заложили новую площадь, впоследствии названную именем императора Нервы. На Марсовом поле появился новый стадион, форму которого в наши дни повторяет самая красивая площадь современного Рима — Piazza Navona. Велись работы по внутреннему убранству Колизея. На Палатинском холме вырос огромный, роскошный дворец, поистине достойное императора здание. Пригородная же резиденция Домициана находилась у подножья Альбанских гор.
В 86 году цезарь лично открыл состязания в честь Юпитера Капитолийского. По замыслу римлян, они приравнивались к греческим олимпиадам и должны были устраиваться каждые четыре года, но в отличие от настоящих олимпиад главное внимание здесь уделялось поэтическим и музыкальным выступлениям. Возглавлял их сам Домициан, облаченный в греческие одежды. А вот соревнования в честь богини Минервы устраивались ежегодно, и не в Риме, а на альбанской вилле императора. Разумеется, программой были предусмотрены тоже выступления поэтов и музыкантов, а также ораторов.
Правда, сам Домициан практически ничего не читал, за исключением книг по новейшей истории, и то далеко не все, а только полезные ему в многотрудных и хлопотных императорских заботах. Так, он часто заглядывал в дневники Тиберия, наверняка в поисках советов, как расправляться с оппозицией. Он понимал, что пишущая братия не только труслива, но и весьма обидчивая и впечатлительная, а также очень высоко ценит похвалы и награды. Правитель, учитывающий такие особенности людей пера и умело ими манипулирующий, может смело рассчитывать на покорность творческих работников и даже пользоваться доброй славой как опекун культуры. Такая же мысль приходила в голову еще Нерону, но его погубили собственные непомерные амбиции, он желал и писать, и петь, и выступать на сцене актером под бури аплодисментов. А такая художественная деятельность неизбежно подрывает авторитет власти и вызывает зависть, более того — даже ненависть других творческих личностей, которые никак не могли состязаться с императором на равных.
А вот что действительно было достойно похвалы и приносило конкретную и неоценимую помощь культуре, так это искренняя забота Домициана о библиотеках. Римские библиотеки понесли большие потери в пожарах, да и в предыдущие годы им не уделялось должного внимания. Требовалась срочная помощь. Цезарь данной ему властью стал всеми способами пополнять библиотеки, собирая ценные книги по всем странам мира. И даже направил писцов в знаменитую александрийскую библиотеку, чтобы они переписали там книги, которых уже нигде не найти, а также сравнили бы и поправили произведения некоторых имеющихся авторов. Что же касается современных ему авторов, то Домициан вознамерился сам судить о достоинствах их произведений, милостиво отмечая те, авторы которых сумели в должной мере оценить величие современности, и сурово обходясь с теми, кто слишком мелочно воспринимал понятие «свободы». А если кто-то осмеливался молвить похвальное слово о деятелях оппозиции, пусть тех давно и на свете нет, мог лишиться не только своей книги, но и головы, и благодарить богов, если дело сводилось лишь к изгнанию из страны. Тацит, молодость которого пришлась на годы правления Домициана, позже писал:
Прежние века могли видеть даже самую вершину свободы, мы же находимся на дне неволи, поскольку у нас отняли даже возможность общаться друг с другом. Мы бы могли и память потерять, если бы от нас зависело умение забывать, как зависит умение молчать.
Для того чтобы обеспечить себе благополучную жизнь, достаточно было совсем немного — заметить и описать благотворное воздействие нынешней власти.
Многие поняли это. Так, Квинтилиан, знаменитый профессор произношения, знаток литературы, теоретик культуры и воспитания (а также учитель внуков сестры Домициана), разбирая творчество римских поэтов, умудрился исполнить при этом такой гимн обожания:
Я разбирал творчество только этих авторов, ибо Германика Августа (то есть Домициана) от уже начатых творческих произведений отвлекла необходимость заботиться о благополучии всего мира. Боги не пожелали, чтобы он стал одним из величайших поэтов. И все же разве найдется что-нибудь возвышеннее, утонченнее и во всех отношениях совершеннее того, что он создавал, будучи совсем молодым, уступив на время другим власть над империей? Будущие века больше моего поведают об этом, поскольку в настоящее время славу его литературных способностей затмевают своим блеском другие добродетели властителя.
Но все это ничто в сравнении с той безграничной лестью, которую позволяли себе сами поэты. Пожалуй, среди подхалимов первое место прочно занял Марк Валерий Марциал, родом из Испании, автор тысяч отличных, остроумных и одновременно язвительных, а порой и просто непристойных стихов и эпиграмм.
В сумме они создают грандиозную, хотя и несколько искаженную картину обыденной жизни той эпохи. Одной из главных целей этих куплетов было завоевать благосклонность богатенького адресата и выпросить у него вознаграждение. Среди адресатов фигурировал и сам император. Вот начало эпиграфа к книге VIII поэта, изданной в 93 году:
Цезарю Домициану Августу, укротителю германцев и даков, — Валерий Марциал с пожеланиями здоровья. И хотя все мои книжонки, которые Тебе, о Господин, обязаны славой, то есть самой жизнью, покорнейшее почтение Тебе воспевали и этим, как я думаю, и объясняется их успех, однако вот эта, восьмая, особенно часто пользуется возможностью Дать мне излить свои сердечные чувства.
В таком стиле выдержана вся книга. А вот часть эпиграммы из книги V: