На следующий день осмелевший Каракалла покинул гостеприимные казармы и отправился на заседание сената. Отправился, разумеется, не один, а в сопровождении личной охраны в полном вооружении, да и сам предусмотрительно поддел под тогу панцирь. Вот так, подстраховавшись, новый цезарь предстал перед своими законниками, трясущимися от страха. Что же он им сказал? По свидетельству одного из писателей, речь цезаря была сумбурной. Он повторил то же, что врал преторианцам, представляя жертву преступления, Гету, как задумавшего расправиться с ним, Каракаллой, себя же самого — как чудом спасенного. Твердил, что его постигло внезапное и предательское нападение, когда он пошел проведать мать. И благодарил богов, что беда обрушилась на одного только Гету, который заслужил наказание в соответствии с разумным порядком природы. А теперь он и сенаторам велит тоже благодарить милостивых богов. Говорил все это диким голосом и нечленораздельно. Каракалла заметил, что говорит хрипло из-за боли в горле, и потому не может вести долгие речи. Когда же встал с трона и даже подошел к двери, обернулся к сенаторам, словно вспомнив нечто важное, и добавил: «Ах, чуть не забыл, надо же вам сказать еще об одном, чтобы весь мир радовался. Знайте же, я постановил принять решение, чтобы на родину вернулись все изгнанники, независимо от того, когда и по какой причине они были изгнаны».
Цезарь и в самом деле вскоре освободил от преступников острова, служащие римлянам тюрьмами, причем отпускал всех осужденных без разбору, независимо от преступлений, которые они совершили. Впрочем, еще до этой великой амнистии он позаботился о том, чтобы предать смерти своих личных врагов, среди них свою бывшую жену Плаутиллу и ее брата, детей префекта Плаутиана.
Сенаторы с трепетом внимали новому властителю, представляя, что теперь начнется в стране. Кровавая расправа не только со сторонниками Геты, но даже и просто с нейтральными людьми началась в тот же день. Были уничтожены не только близкие и друзья убитого брата императора, но и вся его прислуга, без различия пола и возраста, даже дети. Их обезображенные тела целыми возами отправляли за город и там сжигали или просто разбрасывали. Естественно, лишили жизни и тех актеров, музыкантов и циркачей, которых любил Гета. Сообщалось, что погибло более 20 000 человек. Кажется невероятным, но называет это число важный свидетель, достойный доверия, — сенатор и историк Кассий Дион.
Он же сообщает и имена наиболее известных из тех людей, с кем расправился Каракалла. В их числе Корнифиция, последняя из живых еще в то время дочерей цезаря Марка Аврелия, всеми уважаемая старушка; она провинилась тем, что посетила Юлию Домну и вместе с ней оплакивала смерть ее младшего сына. Впрочем, матери Геты жестокий император запретил проявлять скорбь и повелел веселиться, словно ничего и не произошло. Сыну Пертинакса приказали покончить с собой, такой же приказ получил и племянник Коммода. Их смерть была вызвана политическими причинами — будучи людьми влиятельными, они имели какие-то права на престол.
Двукратный консул и бывший префект Рима, Фабий Цилон, почтенный сенатор, друг императорской семьи, которого сам Каракалла называл отцом, не угодцл тем, что долго и искренне уговаривал его помириться с братом. А теперь в дом всеми уважаемого сенатора вторглись солдаты, крушили и грабили, присваивали самое ценное, а самого хозяина выволокли из ванны в одной короткой тунике и легких сандалиях. Сенатора протащили по улицам города через Форум на Палатин, чтобы там совершить экзекуцию, всю дорогу издеваясь над старцем и унижая его. Впрочем, тут они перестарались. На улицах было уже много народа, в том числе и солдат из когорт, не любивших преторианцев, старого же Цилона знали все. Поднялся страшный крик, люди возмущались, и Каракалла, из боязни вызвать всенародное возмущение, вынужден был остановить своих головорезов. Поскольку возмутительная сцена происходила как раз у Палатинского дворца, Каракалла увидел происходившее и тут же придумал, как поступить. Он широким жестом снял с себя плащ и заботливо, по-сыновьи, закутал в него старика и обрушился на преторианцев, которые якобы самостоятельно позволили себе так обращаться с его опекуном. Более того, все эти преторианцы во главе со своим офицером были приговорены к смертной казни; настоящая же их вина была в том, что они не сразу убили Цилона. Сенатор смог вернуться в свой разрушенный дом — практически из гроба.
А вот с префектом преторианцев, знаменитым юристом Папинианом, такого чуда не произошло. Он тоже всегда старался примирить братьев, что теперь для Каракаллы, ставшего единственным и полномочным императором, считалось преступлением и предательством. Но Папиниан совершил и другое преступление. Когда цезарь попросил его произнести речь перед сенатом и римлянами, в которой бы тот со свойственным ему блеском и талантом оправдал с юридической точки зрения преступление Каракаллы, юрист смело ответил: «Убийство легко совершить, но не так легко его оправдать».
Папиниану на Палатине отрубили голову. Цезарь сурово отругал солдата, совершившего эту экзекуцию. Отругал за то, что вместо топора надо было употребить меч. Только это и нашлось у него для человека, прославившего свое время. Однако дело Папиниана не погибло от орудия палача — произведения римского юриста пережили века и продолжают жить в законодательствах многих стран мира. Так же, как и живет пример бесстрашия и честности ученого, не покривившего душой даже под угрозой лишиться жизни. Как тут не вспомнить о его коллегах по ремеслу, легко подчинявшихся нажиму сверху, хотя грозила им единственная утрата — кресло.
КАРАКАЛЛА
Septimius Bassianus
4 апреля 186 г. — 8 апреля 217 г.
Со 196 г. Marcus Aurelius Antoninus Caezar.
Co 198 г. Imperator Caezar Marcus Aurelius Antoninus Augustus.
Правил с 211 г. совместно с отцом Севером и братом Гетой, с февраля 211 г. до февраля 212 г. с Гетой, потом самостоятельно до самой смерти.
Был причислен к сонму богов
На земле современной Болгарии, у местечка на Дунае, которое в древности называлось Novae, уже давно проводит археологические работы польская экспедиция Варшавского университета. В этом месте некогда находилась база I Италийского легиона Римской империи, и раскопки принесли много ценных открытий разного плана, весьма обогатив наши познания о жизни пограничных земель в этих местах. В 1977 году в развалинах храма (такие небольшие храмы при римских военных базах назывались «часовни знамен») была обнаружена небольшая мраморная голова высотой около 12 сантиметров. Она представляет молодого мужчину, с довольно правильными, но не очень приятными чертами лица. Прямой нос, довольно широкий, четкие брови, подвитые, уложенные волосы. Бакенбарды соединяются с короткой бородкой, небольшие усики. Черты настолько характерные, что их идентификация не вызывала ни малейшего сомнения, очень уж известно это лицо по множеству дошедших до наших дней статуй и монет. Перед нами было изображение Каракаллы, с 212 года единственного правителя Римской империи.
Римские скульптурные портреты, как правило, очень реалистичны, в большинстве своем точно передают сходство с персонажем изображения. Найденная голова очень хорошей работы, наверняка была выполнена в Риме. На всех известных изображениях император Каракалла выглядит суровым и даже жестоким человеком, а может быть, таким он и был на самом деле. В данном случае в скульптурном портрете, хотя и небольшом по размеру, отчетливо просматривались обе эти тенденции — и врожденные твердость и решительность, и желание выглядеть бравым воякой и настоящим мужчиной. Люди с врожденными комплексами властвования всегда склонны принимать позу, точнее, держаться соответствующим образом, если их не удерживает от этого культура, трезвая самооценка и чувство юмора. Именно таким человеком, судя по отзывам современников, и был Каракалла — никакого намека на самоиронию, самокритику. Сохранились упоминания о том, что цезарь начал лысеть уже в двадцать с небольшим, значит, эти завитые и тщательно уложенные волосы на мраморной голове и на всех остальных его изображениях не что иное, как парик.