Между прочим, святой Иероним обнаруживает временами взгляды, не согласующиеся с современным учением церкви. Он, например, полагал, что добрые ангелы могут грешить и что Иисус Христос умер ради них. Он считал, что звезды одушевлены и одарены сознанием, что мир просуществует только тысячу лет, что провидение божье распространяется только на людей, что у бога нет вполне ясного знания всех событий. Не следует забывать нелепого взгляда святого Иеронима на женщин. В предисловии к книге Осии он говорит, что ни одна женщина не воскреснет как женщина, а все они при воскресении превратятся в мужчин.
Его мораль не менее достойна порицания, чем его богословие. Как и многие другие древние богословы, он порицает второй брак и сравнивает тех, кто вторично женится, с нечистыми животными Ноева ковчега или со свиньями, вновь валящимися в грязь, из которой они поднялись. Он осуждает всякую клятву, ссылаясь, очевидно, на формальное предписание Иисуса Христа. Но церковь по этому пункту, как и по многим другим, исправила заповеди своего основоположника. Далее, наш святой требовал, чтобы христиане не платили никаких налогов неправоверным государям. Святой Иероним утверждал, что еретики - не христиане и с ними надо обращаться, как с язычниками (см. его "Диалог против Люцифера"). Наконец, по обычаю всех святых, он одобрял благочестивый обман и недобросовестность, если они имеют целью очернить врагов церкви. Не будем, говорит он, осуждать заблуждение, являющееся следствием ненависти к евреям и благочестивой веры.
Хотя главари церкви весьма склонны прощать святым отцам все их недостатки и даже ереси, в которых они довольно часто оказываются повинными, все же трудно понять, как это епископы не подвергли торжественному осуждению святого Иеронима, как еретика, за его слишком свободные, республиканские взгляды на управление церковью, резко противоречащие притязаниям высшего духовенства. В одном месте Иероним, по-видимому, отвергает верховенство епископов над священниками и низшим духовенством, хотя епископы претендовали на верховенство на основании "божественного права". Он, таким образом, опрокидывает священную иерархию, которую епископы возводят к авторитету Иисуса Христа и апостолов. Действительно, в церкви первоначально был аристократический образ правления, и возглавляли ее апостолы. Последние назначили епископов, или надзирателей, в тех местах, где они утвердили веру. Епископов затем стали избирать духовенство и народ, выбиравшие себе духовных владык, не зависящих друг от друга, но связанных между собой единственно узами общей веры, или, если угодно, общей политики, основанной на интересах сословия. Этот образ правления превратился затем в монархический. Римский епископ, как мы вскоре увидим, ловко использовал выгоды занимаемого им поста в столице языческого мира и стал постепенно главой христианского мира, пользуясь в течение веков самой неограниченной властью.
Вопреки этим явным фактам, установленным историей, Иероним в своем комментарии к посланию апостола Павла к Титу совершенно ясно заявляет, что "епископ и священник - одно и то же. До того, как по наущению дьявола внутри религии образовались различные точения, когда среди народов стали говорить "я Павлов, и Аполлосов, я Кифин", церковь управлялась общим согласием священников. Но после того, как всякий вообразил себе, что люди, которых он крестил, принадлежат ему лично, а не Христу, всюду было решено избирать из среды священников одного, возвысить его над другими и поручить ему одному все заботы о церкви, чтобы не оставить повода для расколов". Таким образом, Иероним приписывает установление разницы между епископами и священниками наущению дьявола, тогда как епископы выдают это за божественное установление или за результат внушения святого духа.
Приведенная цитата из святого Иеронима, между прочим, очень хорошо вскрывает политику и тайные цели основоположников церкви и подтверждает то, что мы говорили выше. Прежде всего можно отметить обвинение, которое бросает наш богослов первым проповедникам, что они вообразили себе, будто обращенные или крещенные ими принадлежат им лично. Этого достаточно для разоблачения истинных мотивов их пламенного рвения о спасении душ и их усердия в распространении своей веры. Таким образом, сами святые иногда неосторожно раскрывают секреты церкви и тайные пружины политики святых.
Эти строки наш святой писал, надо полагать, в минуту обычного для него дурного настроения. Особенно его раздражает распутство римской церкви, которую он уже тогда сравнивает с "великой блудницей"- Вавилоном. Это сравнение впоследствии было подхвачено протестантами, то есть теми христианами, которые отделились от этой церковной общины. Вообще многие христиане, даже ортодоксы, или католики, составили и составляют себе такое же неблагоприятное суждение о римской курии, как и Иероним, видя в ней вертеп пороков и преступлений, заражающих христианство. Действительно, как мы вскоре увидим, нравы римской курии во все века были таковы, что никак не могли опровергнуть то мнение, какое высказал о них Иероним уже для своего времени.
Святому Иерониму приходилось, по-видимому, преодолевать различные препятствия со стороны римскою клира и папы. Как известно, он был женским духовником, что всегда было прибыльным и завидным занятием. Наш святой сам признает, что его связи со святой Павлой и святой Меланией вызвали пересуды и подали повод к скандальным подозрениям: Romanae urbi fabulam praebuerunt Paula et Melania. Эти-то толки и помехи побудили, по всей видимости, нашего святого удалиться для сурового умерщвления плоти в Палестину, где он закончил свои дни. В своих сочинениях он часто упрекает римских священников за те позорные способы, которыми они пользовались для того, чтобы им присуждали наследство верующих женщин, чьими духовниками они были. Сам он, по-видимому, не обогатился благодаря ремеслу, столь прибыльному для других.
Как и следовало ожидать, святой Иероним, в качестве правоверного отца церкви, не придавал никакого значения наукам, отличным от тех, которыми он сам занимался. В своем комментарии к посланию к Титу он отвергает геометрию, арифметику и музыку, так как они ведут к истине, а не к благочестию, которое состоит в знании "священного" писания, в понимании пророков и в вере в евангелие. Конечно, нельзя отрицать, что все остальные науки, содействующие развитию ума или основанные на доказательствах, скорее вредны, чем полезны для христиан, которые нуждаются только в вере. После Иеронима нашлись еще более осторожные богословы, которые запретили верующим изучать даже "священное" писание и мудро отняли у них эти книги. Они боялись, и не без основания, что эти боговдохновенные книги введут в соблазн "слабых", то есть всех тех, у кого нет достаточно сильной дозы веры, чтобы не возмущаться гнусными правилами и образцами, какие содержатся в этих книгах.
Да и вообще почти все наши святые учители поставили себе за правило опорочивать светские науки, считая, что они могут отклонить от пути спасения, или, вернее, от повиновения тем, кто берется вести их по этому пути.
Таков был принцип и великого святого Амвросия, архиепископа миланского и отца латинской церкви, о котором мы скажем несколько слов. "Что может быть нелепее,-говорит он,- чем заниматься астрономией и геометрией, измерять пространство и оставить дело спасения ради поисков заблуждения?" У этого святого хватило самонадеянности написать книгу De officiis, по-видимому, чтоб затмить цицероновское De officiis.
Между тем мораль святого Амвросия не представляет ничего замечательного, если не считать его фанатических понятии о девственности и безбрачии. Эти состояния он чрезвычайно хвалит. Он даже доходит до утверждения, что брак противен природе, ибо, говорит он, все люди при своем рождении состоят в безбрачии.