Правитель Аттила пошел на наших большой войной, и была она страшнее предшествовавших. Уничтожила она почти всю Европу, и очень много городов было разрушено и захвачено. В том же году были восстановлены стены столицы, обвалившиеся при землетрясении — восстановил их префект претория Константин. Аттила со своими ордами дошел до самых Фермопил».
Так пишет в своей хронике Марцеллин. После заключения мира Аттила часто отправлял в Константинополь посольства, чтобы требовать выдачи перебежчиков — как было установлено в договоре. Император всех прибывавших в столицу послов осыпал дарами и уверял, что в его границах уже не осталось никого, кто сбежал из-под власти гуннов. Приск комментирует это так:
«Аттила презрительно использовал римлян, проявлявших щедрость из опасения, как бы варвары не нарушили договор. Он продолжал под всяческими надуманными предлогами посылать в Константинополь тех людей из своего окружения, которым хотел оказать особую свою милость. Римляне же были послушны всем его требованиям, принимая его волю, как приказ господина. Они любой ценой старались отвести от себя угрозу войны с гуннами, поскольку у них в то время и других врагов хватало. Армии персов уже давно были готовы к нападению, со стороны моря то и дело беспокоили вандалы, продолжали совершать разбойничьи набеги исавры, сарацины нарушали восточные границы, а эфиопы угрожали портам в Египте».
В 449 году в качестве новых послов приехали Эдекон и Орест. Первый из них был германцем, вождем племени скиров — он принадлежал к числу самых доверенных людей Аттилы. Именно его сын Одоакр спустя четверть века низложил с трона последнего императора Западной империи Ромула Августула.
Второй, Орест, был римлянином, родившимся в землях на Саве, а когда эти земли оказались под властью гуннов, он стал секретарем Аттилы. И он также спустя двадцать с лишним лет сыграл важную роль в истории Запада, посадив на римском троне маленького мальчика, своего сына — им как раз и был Ромул Августул. Сам Орест впоследствии пал от руки Одоакра.
Иными словами, в качестве членов того самого посольства гуннов на берега Босфора, в столицу Восточной империи, прибыли тогда германец и римлянин, сыновьям которых суждено было стать главными героями последней сцены исторической драмы под названием «падение Западной Римской империи».
Но это посольство было очень важно не только в свете символики грядущих событий. Во время пребывания послов в Константинополе всемогущему в ту пору при дворе евнуху Хрисафию пришел в голову хитрый план: он решил попытаться подкупить Эдекона, чтобы тот убил Аттилу. Этот план он изложил ему во время приема, на котором кроме них двоих присутствовал лишь переводчик Вигила.
План этот можно оценивать и осуждать как преступное намерение, но в то же время — как утверждают некоторые — он был крайне наивен, поскольку гибель одного человека не могла оказать существенного влияния на развитие событий. Но можно также принять и другой вариант: Хрисафий подошел к делу со всей серьезностью и предусмотрительностью. Возможно, что он прекрасно понимал сущность и структуру государства гуннов и отдавал себе отчет в том, что смерть властелина может стать самым быстрым и результативным избавлением от опасности, уже многие годы угрожавшей империи. Личность Аттилы была важнейшим связующим звеном, объединявшим в единое целое слепок разноязыких орд, и в момент его внезапной гибели все здание должно было тут же рухнуть. Что, собственно говоря, и случилось несколько лет спустя. Хрисафий хотел лишь ускорить ход событий.
Эдекон сделал вид, что согласился на предложение. План держали в строжайшем секрете — кроме трех вышеперечисленных лиц, о нем знал лишь император и один из его самых доверенных сановников. Однако о готовившемся покушении ничего не сообщили послу римлян, отправленному к Аттиле вместе с возвращавшимися за Дунай Эдеконом и Одоакром.
Этим послом был Максимин — высокопоставленный сановник (хотя и не столь высокопоставленный, как рассчитывал Аттила, поскольку консулом он никогда не был). Властелин гуннов хотел видеть посланником императора сановника наивысшего ранга и даже утверждал, что для встречи с ним он был готов лично отправиться в Сердику (современную Софию).
В письме к Аттиле император заявлял: «Беглецов мы Тебе давно уже вернули, сейчас посылаю еще семнадцать, и больше у нас никого нет». Посол должен был также на словах пояснить, что у римлян нет такого обычая, чтобы переговоры вели сановники в ранге консула, а что касается возможного прибытия Аттилы в Сердику, то это просто нереально, поскольку город лежит в руинах.