В глубине души государь страдал от того, что род его не от Рюрика происходит. А межу тем князья Долгорукие от него род свой вели и везде кичились этим. Мол Рюриковичи мы истинные. Князья Милославские от Гедимина род выводили. Знатнейшими на Руси себя называли, хотя и добавляли "после государя великого". А получалось, что были на Руси рода древнее царского.
Поэтому царь никогда не опускал никаких вольностей в отношении с нижестоящими и даже самые знатные именовали себя его холопами, и назывались уничижительно Ивашка, Романка, Богашка, Петрушка.
Сейчас в этот ранний час государь был одет в белый кафтан с золотыми шнурами. Волосы его были тщательно ухожены и перехвачены золотым обручем. Пышная волнистая борода была расчесана и пахла заморскими благовониями.
Царь принимал в палате ближних людей. Это был боярин Афанасий Ордин-Нащекин и дьяк иноземного приказа Алмаз Иванов. Люди они были незнатные и возвышены были самим царем за ум и таланты к делам государственным.
— Что за вести принес ты, Афанасий? — царь понял что боярин, которому он доверил свою внешнюю политику, принес новости.
— Вести из Малороссии, великий государь. Гетман Хмельницкий, твой подданный, слишком подвержен влиянию разных людей. И от того он ненадежен.
— И что он сделал такого, чем мог прогневить меня, своего государя? — строго спросил царь.
— Пока ничего. Но слишком он нерешителен в исполнении воли твоей. Воевода Шереметев особой подмоги от него пока не дождался. Хотя Юрий ему и не отказывает прямо, но и помогать не спешит. Не радетель этот гетман дела твоего. Что нам с того, что он сын Богдана Хмельницкого? Сам Богдан не бог весть какая важная птица.
— Ты про что это?
— Род Хмельницких не слишком знатен. Я просмотрел родословные списки, что мне в приказе составили и…
— Афанасий, а ты сам разве из великого рода? — прервал боярина Алексей Михайлович.
— Я, государь? Я тобой возвышен, — смущенно пролепетал Ордин-Нащекин.
— Именно мной, Афанасий. И возвысил я тебя за ум, но не за знатность рода. И чин тебе пожаловал высокий и боярство сказал. И надо многими знатными вельможами тебя я поставил. С чего это ты вздумал родословные списки читать? Али дела иного нет? А Богдан Хмельницкий был тем знаменит, что сделать смог.
— То мне ведомо, великий государь. Но все равно не радетель сын Богдана дела твоего.
— Ничего. Это не страшно, что не радетель. Мне все, что ты говоришь хорошо ведомо, Афанасий. Али ты умаешь, что твой государь ничего не видит?
— Что ты, великий государь! Велика прозорливость твоя и ум твой. Но не досуг тебе во все дела то вникать. Нам в Украине верный человек надобен.
— Ты прав, — с улыбкой согласился царь.
— Прав? Но тогда за что коришь своего слугу Афоньку, великий государь?
— Ибо ты не понял всего, Афанасий. Пока пусть Хмельницкий для нас кое-что сделает. А затем мы подумаем, кем и когда его заменить.
Боярин и дьяк переглянулись. Царь не заметил этого и проложил:
— Вы помните договор мой с Богданом Хмельницким?
— Как не помнить, великий государь, — произнес Алмаз Иванов.
— Выгоден ли тот договор для нас? Что скажешь ты, дьяк?
— Не слишком, великий государь, — ответил Иванов. — Он годиться лишь как временный договор. Не можно допускать, чтобы внутри державы твоей, великий государь, был кто-то полунезависимый от воли твоей. Ибо сегодня гетман Украины волю свою имеет, а завтра кто того же пожелает? Атаман Войска Донского?
— Верно! — поддержал Иванова царь. — Ежели гетману Воска Запорожского такая воля дадена, то завтра и атаман Войска Донского того же пожелает. Едина держава наша и един в ней государь! Так есть и так должно быть!
— Истинно так, великий государь! — в один голос заявили боярин и дьяк.
— Пусть молодой Хмельницкий в Переяславле новый договор со мной подпишет. И тогда про договор с его отцом станут забывать. Мне нужно чтобы никто того договора более не помнил. Гетман может по тому оговору посольства принимать за моей спиной. Он свои войска имеет и от меня практически не зависит!
Алмаз Иванов хорошо помнил, как тогда в Перяславле в 1654 году все едва не сорвалось. Послы царя прибыли на Раду и все шло хорошо, но ровно о того момента, когда наступил час присягать.
Хмельницкий потребовал, чтобы сперва от царского имени присягнули послы в том, что царь не выдаст Украину Польше, будет защищать её от врагов и права и вольности украинские соблюдать.
Для казаков это была обычная процедура. Короли польские всегда присягали, и при избрании своем давали присягу своим подданным, прежде чем принять присягу от них. Но посланники царя Алексея во главе с боярином Бутурлиным заявили, что присягнуть не могут, ибо московский царь — самодержец, правит по своей воле и по воле господа бога. Он не присягает своим подданным. Богдан тогда пришел в ярость и даже был готов не пописывать договор.