— Об этой чести мечтают многие женщины твоей империи. Они мечтают стать твоими хоть на один час.
— В гареме много женщин, Белла. Я даже не смогу назвать их точного числа.
— Тебе жаль их?
— Гаремных женщин? Это их судьба, Белла. Одни получают все, иные многое, иные немногое, а иные вообще ничего. Так также говорит мой визирь Кепрюлю. И ты пока получила кое-что, а станешь получать еще больше. Ибо солнце твоего повелителя не закатиться для тебя. Эту фразу я слышал от моего главного евнуха, Белла.
Султан засмеялся. Мухаммед Охотник в этот момент не желал казаться лучше и умнее, чем он был на самом деле. Сейчас он был беспечен и счастлив.
Он спросил её:
— Ты столь искусна в любви, Белла. Скажи мне, где ты так научилась любить?
— Повелитель, отлично разбирается в любви. Он правильно заметил, что любовь это искусство. Это не просто животное утоление похоти. И в этом деле так мало настоящих поэтов.
— Ты права. В моем гареме большинство женщин ничего не понимают в любви как в искусстве. И мои евнухи не могут их этому научить. Меня быстро утомляют ласки рабынь, Белла. Они скучны и однообразны. Они доступны и боязливы. И от них я часто бежал на охоту.
— Но грузинка Олия сумела покорить сердце повелителя.
— Олия? — произнес султан задумчиво. — Она просто дикарка. И она понравилась мне тем, что не такая как иные. Но Олия не умеет любить. Никто из грузинок этого не умет. Они страстные, но необузданны в порывах. Ты совсем иное дело.
— Так падишах прогонит Олию?
— Если пожелаешь, я прогоню всех, — горячо прошептал Мухаммед. — Ты моя кадуна. Ты моя жена!
Мухамед Охотник поцеловал её в губы….
В османской империи султаны всегда брали в жены рабынь, ибо жениться на турчанках у них было не принято. Обряда бракосочетания у турок также не было. Султан мог произнести только "Это моя жена!" и гаремная рабыня сразу поднималась до ранга царицы.
И вот султан произнес это в первую же ночь! Правда, не при людях, а пока наедине. Но все еще было впереди…..
Стамбул: дом в купеческом квартале
Толстый Дауд-бей был не тем человеком, кто мог просто так стать незаметным путем переодевания. Его можно было узнать в любой одежде. Вот и сейчас в драном халате водоноса его сразу же засекли соглядатаи Вахид-паши.
— Ты знаешь, что это за дом? — спросил один соглядатай другого.
— Нет. Но чтобы Дауд приходил сюда ранее — такого не было, — ответил второй соглядатай.
— А его слуги ходили?
— И слуги его никогда не были здесь. Разве что мы не знали про это.
— Стоит доложить об этом господину, — произнес первый.
— Зачем? Он приперся сюда для встречи с какой-нибудь вдовой. Он ведь коренной турок этот Дауд-бей. А они любят вдов. Особенно такое вот толстяки. Его собственный гарем уже не волнует его, и молодые горячие рабыни не горячат кровь.
— Думаешь? — пробормотал первый. — Может и так. А может, и нет. Но нам стоит докладывать про все.
— Про все важное. Но что мы видели важного? За всеми его слугами следят. И мы с тобой заметили самого Дауда в этом нелепом наряде. Устал и решил навестить свою тайную знакомую. Вахид-паша станет высмеивать нас с тобой. Подмечать нужно не все подряд. Он сам нам столько раз говорил про то.
— Стоит присмотреться к этому дому. Как скоро он выйдет обратно? И куда пойдет отсюда? Домой? Или еще куда?
— Давай пристроимся вон там за портиком и понаблюдаем, если ты так хочешь.
— Давай.
Два человека нырнули в портал и спрятались от посторонних глаз…
Федор Мятелев и Василий Ржев были удивлены тем, что увидели самого Дауд-бея в таком одеянии. Толстый турок был смешон в этом старом халате. Он утратил свое величие и благообразие, что давала ему шелковая одежда богатого человека, и превратился в комического персонажа рыночных комедиантов.
— Селям тебе, Дауд-бей, — поздоровался Ржев, сдержав улыбку.
— Селям, — ответил Дауд.
— Ты пришел к нам в такой одежде? Что-то случилось? — спросил его Федор.
— Вас смешит мой вид? — спросил он и сам ответил на свой вопрос. — Да я смешон в этом наряде. Но над моей головой собрались тучи. Да что там тучи — гроза собралась, — турок тяжело опустился на ковер. — И если завтра грянут гром и молнии, то от меня не останется ничего.
— Но ты камакам-паша Османской империи. Второй человек после великого визиря. А ваш великий визирь Кепрюлю стоит в империи больше султана. Что может омрачить твое будущее? — спросил Ржев.