— Ты прости-прощай, батюшка! Баю тебе слово верное: ворочусь я сюда хоть через полста лет, справлю обряд погребальный. Ты уж потерпи, не вставай, я господа и всех святых угодников за тебя денно и нощно молить буду. В Воронеже, коль доведется добраться туда, заупокойную закажу в церкви, на свечи не поскуплюсь…
Сел на кобылу, другую, тоже помуздав[39] и оседлав, повел в поводу. Объехал окрестности несколько раз, дабы место запомнить хорошо, на всю жизнь. И поворотил в сторону северную.
Одолел с десяток верст — и в глазах потемнело: степь до черна бита копытами. Проскакало целое войско — не менее тысячи. Что прикажешь делать?
Обычно, если крымцев много, на помощь отряду проведчиков, обнаруживших врага, собирались соседние сторожи и станицы и вместе вели наблюдение. В первую очередь следовало выяснить, куда пойдут татары, и «лишь про то разведав гораздо, самим с вестями спешити к тем городам, на которые места воинские люди пойдут».
Как и все казаки, Сафонка по следам копыт определял не только число, но и направление движения конницы: татары предпочитали знакомые дороги. И теперь ему стало страшно. Змей поганый полз на Воронеж…
Эх, поскакать бы сейчас во всю прыть, поднять сполох, чтобы задымили верхушки курганов. Воевода через биричей-вестовщиков созовет в крепь окрестных жителей со всем их скарбом, даже с конными и животинными стадами. Понесутся в новопостроенные соседние грады — Ливенск, Козлов, Оскол — гонцы с черной вестью. А при приближении неприятеля к стенам забьют набаты, полыхнут пушки, злым ежом ощетинится Воронеж, и уйдут волки степные не солоно хлебавши.
Ан не тут-то было. Ведал Сафонка: не дойти до родины. Татары лишь недавно прошли здесь: следы свежие. Несмотря на жару, конский навоз не успел высохнуть, как следует, а выбитый чернозем скомковаться.
Сафонка очутился в тылу вражеского войска и не мог идти прямо на север, вдогонку неприятелю. На юг тоже нельзя: орда будет возвращаться, разбившись на мелкие отряды, все разоряя на пути, и от татей бусурманских тогда не утечь.
Одинокий всадник повернул навстречь солнцу, чтобы сбоку обойти ворога и выбраться к засечным чертам верст на пятьдесят левее главных татарских сил.
По холмам ехать нельзя, привычно сообразил он, будешь виден всем, как чирей на лбу. Спустился в лощинку, миновал ее, попал на ровное место. Горе, усталость от поста и бессонных ночей, полуденная жара притупили его бдительность, и он слишком поздно заметил отряд навершных, вырвавшийся на полном скаку сбоку из-за холма.
Сафонка успел осадить кобылу поводьями и наклоном корпуса назад, оставил повод в левой руке, а правой выдернул отцовский пистоль из приседельной кобуры. Выстрелом в упор снял первого татарина, который, видно, имел самого лучшего скакуна, так как обогнал своих спутников. Второй выстрел из пистоля с левой руки — другой ногаец уткнулся в землю. Сафонка еще сумел выхватить саблю и вонзить шпоры в лошадиное брюхо, посылая кобылу в галоп.
В этот самый момент на шею ему упал аркан.
Греция, декабрь 1592 года
— Гельвет вер — прочь с дороги! Не путайся под ногами моего коня, ослиный помет! Раздавлю!
Проезжавший мимо айабаш — конный стражник в посеребренном шлеме с золототканым плюмажем — занес плетку над Андроникосом.
— И вообще, что ты делаешь в лагере правоверных? Может, ты презренный лазутчик грязных венецианцев? Сейчас устроим тебе табандрю, пройдемся палками по пяткам и спине, и ты все расскажешь…
— Аман, аман! Пощады моему старому рабу, доблестный айабаш! — заслонил собой учителя Искандер. — Он принес мне важные вести…
— Инч Алла, молодой булюк-ага! Зря ты доверяешься неверному псу! Видно, оттого, что сам лишь недавно отделался от христианской скверны, понял, что Аллах един и не вмещает в себе сразу троих, как учат гяуры…
И стражник будто невзначай погладил рукоятку сабли. Он явно бросал вызов Искандару, надеясь затеять с ним схватку. Андроникос испугался, что пылкий юноша поддастся на провокацию и погубит себя: вокруг собралось десятка два айабашей, смотревших на Искандара весьма недружелюбно.
— Я донес бы твое мнение до чехая[40] Ибрагима, если бы не знал, что ты доблестный воин и верный последователь пророка, — невозмутимо ответил Искандар и повернулся к задире спиной, показывая, что не намерен продолжать бессмысленный спор. — Впрочем, если ты хочешь, чтобы я это сделал, догони меня и повтори свои запальчивые и ненужные слова, — бросил он через плечо, уходя.