Османы невольно хлопнули себя по ляжкам от восхищения: умная башка! Как ловко Искандар-ага отвел от себя угрозу, остался победителем в перепалке и при этом ухитрился ни собственного достоинства не унизить, ни зачинщика ссоры оскорбить.
— Чехай Ибрагим тоже бывший христианин и не любит, когда этим попрекают других, — пояснил Искандар, когда они очутились в его клетушке.
Османы не знали национализма в его современном смысле. Да и как могли люди, рожденные от женщин сотен национальностей, которых набирали в гаремы, обращать внимание на чистоту рода? Пример показывал сам султан: он не имел права жениться на турчанке, чтобы ее родственники не стали фаворитами, мог связать себя брачными узами лишь с иностранными принцессами или пленницами. Поэтому османской крови в венах повелителей Блистательной Порты текло ничтожное количество.
Грек, славянин, венгр, принявший мусульманство и перешедший в подданство падишаха, становился турком. Правда, правоверные не выказывали новообращенным особого доверия или расположения, пока те делом не доказывали верность знамени пророка.
— Не очень-то они тебя тут любят, — покачал головой Андроникос.
— Завидуют… Всего за десять месяцев я из простого сарахора, всадника-добровольца, который имеет лишь коня, саблю, щит и копье, стал командиром булюка — сотни мустафизов, стражей крепостного гарнизона. Мне выделена личная клетушка в казарме, я подчиняюсь только диздару и чехаю, получаю золотой на восемь дней — лишь вдвое меньше чехая!
— Как же ты достиг таких «высот»?
— Не насмешничай, учитель! В стычке с джеляли[41] я спас чехая Ибрагима. Когда принял мусульманство, он сделал меня сотником-торбаджи. На этом посту я и застрял вот уже полгода. Мне срочно нужна война!
— Зачем?
— Как же ты не понимаешь, учитель! В мирное время повышения по службе не жди! Ты же знаешь воинские обычаи османов! Кто первый взойдет на стену вражеского города, получает в награду воеводство, второй — субашство, третий — черибашство. Но мне обязательно нужен мюльк!
— Чем мюльк так уж отличается от простых зиаметов или тимаров, которые дают отличившемуся воину-осману вместе со званиями субашей и черибашей? Те же земельные владения с закрепленными на них христианами-хлебопашцами. Только размерами рознятся: в зиамете несколько сел, в тимаре одно-два.
— Учитель, ты теряешь быстроту разума и спрашиваешь о вещах, которые ясны любому ребенку в Блистательной Порте! Вспомни: земля у турок принадлежит государству и не может передаваться по наследству…
— Плевать они хотели на законы! Очень даже передают по наследству и хассы, владения членов султанской семьи и везирей, и вакфы, принадлежащие мусульманскому духовенству, и сипахии — земельные наделы военной знати!
— Верно! Но султан по своей прихоти может отобрать и сипахию, и зиамет, и тимар. При дворе у него сидит на короткой привязи свора мазул — две сотни знатных турок, не имеющих собственных владений и вынужденных кормиться крохами с падишахского стола. Стоит какому-либо землевладельцу провиниться, его надел переходит к кому-нибудь из мазул.
— Гнусный обычай, из-за которого никто в империи не чувствует твердой почвы под ногами…
— Вот-вот! А я хочу стать неуязвимым от прихотей коронованных безумцев. Мюльк дается за особые заслуги, его никто отобрать не вправе, даже султан. Ладно, довольно об этом. Как поживает матушка?
— Когда ты ушел добровольцем в турецкую армию, принял мусульманство и сменил имя, она все глаза проплакала, слушать не хотела про тебя, называла Иудой. Пришлось ей кое-что объяснить.
— Хорошо. А теперь скажи, с чем пришел?
— С приветом от епископа Дионисия. Он просит тебя возглавить его паству в бою с бусурманами.
— Так жители Ларисы восстали? Отличная новость!
— Да, лучше быть и не может! Сам епископ благословил их на подвиг во имя веры Христовой и родины! Турецкий гарнизон вырезан до последнего мустафиза!
— Дионисий — человек замечательный. Добрый, умный и образованный, не зря его окрестили Философом. Только зачем он рвется в стратеги, берется за дело, в котором не смыслит? Нельзя начинать восстание в одной местности, не подготовив почву для выступления в большинстве областей Греции, не устроив мятежи в турецких войсках…
— Дионисий надеется, что искорка ларисского восстания вызовет пожар во всей Элладе…
— Так рассуждали и Михаил Пселл с Петром Буасом, когда подняли восстание в Спарте и Аркадии в 1463 году от Рождества Христова. Если Дионисий будет действовать так же неумело, то погибнет зря, как они. Я понимаю, Философ надеется на помощь Испании, но она далеко, а Истамбул близко…
41