Хуа повернул взгляд к креслу — и замер: рядом на особой подставке лежал прямой меч невиданной красоты. Рукоять с золоченой литой оправой, с прорезными узорами, четырехугольная, со сглаженными гранями. На месте перекрестья — обычная для ханьского холодного оружия овальная гарда — щиток, защищающий руку. Ножны украшены нефритом. Вот он, «меч тысячи буйволов», поразивший моего отца! Над клинком стоял флажок, выдававшийся, подобно топорику, вместо верительных грамот послам и полководцам.
— Долго еще будешь пялиться по сторонам? — прервал его размышления недовольный голос. — Говори, с чем пришел!
— Простите, ваше сиятельство, мое провинциальное замешательство. Я ослеплен увиденным в вашем доме богатством и великолепием. Покорнейше прошу разрешения приблизиться поближе…
— Это еще зачем?
— Пославшие меня велели предупредить, что ваш секретарь и некоторые телохранители подкуплены, они станут подслушивать. Поэтому я должен прочитать сообщение перед вашим ухом…
Хун Хсиучуан горестно вздохнул. Такова уж печальная судьба сильных домов — везде бдят глаза и торчат уши паучков-хищников, ловящих добычу для Божественной Паутины. Вот и приходится пренебрегать предосторожностями, испытывать неудобства, чтобы сохранить хоть какие-то личные секреты. Сейчас, скажем, надо подпускать близко к себе грязного монаха, ощущать на ухе брызги его слюны, нюхать смрад из его рта… А что поделаешь, иначе тайна раскроется.
В то же время гонца надлежит держать на безопасном расстоянии. На костяшках его кулаков набиты подозрительные мозоли, видать, не новичок в цюань-шу. Что ж, попытаемся убить двух птиц одним камнем.
— Цай Ю! — позвал сановник.
Тут же появился секретарь, явно подслушивавший за дверью.
— Ты и телохранитель Шэн покиньте приемную. Находитесь в переднем зале. Если услышите подозрительный шум, немедленно бросайтесь сюда. Повинуйся!
Цай Ю попятился назад и исчез. Хун взял меч, обнажил его и вытянул вперед.
— Приблизься и упрись горлом в острие. При малейшем подозрении я проткну тебе глотку. Рот прикрой ладонями, дабы не осквернять меня своим гнилостным дыханием. Не вздумай напасть, я отлично фехтую. И все мои охранники — носители флага. [198]Излагай послание.
Почувствовав, как острие оцарапало ему кадык, Хуа То сглотнул комок в горле, восстановил душевное равновесие, поднял руки ко рту, так что предплечья оказались по обе стороны лезвия. Вельможа держал меч умело — согнутой рукой, уперев локоть себе в живот. Жаль. Если бы рука была вытянута, она бы вскоре устала и не могла бы сделать быстрый выпад. Тогда оружие представляло бы меньшую опасность.
В Шаолине, развивая скорость, послушников учили ловить голыми руками ядовитых змей и опускающийся на голову разящий клинок. То решил применить великое искусство «Хватать молнию даосскими ладонями». Однако сначала надо отвлечь внимание врага. В схватке это лучше всего делать душераздирующим воплем. Тут же повышать голос нельзя, примчатся стражники.
Самообладание врага разрушается громким криком, власть разума над телом — непонятным словом. Ум отвлекается на разгадывание затемненного смысла и перестает управлять телесными членами.
— О сиятельный, послание начинается так: «Человеческий укус столь же опасен, как укус бешеной собаки».
— Что-что? — спросил донельзя удивленный сановник, и в этот миг Хуа шлепком сдвинул ладони, зажал между ними плоское лезвие, отвел корпус вправо и руками изо всех сил дернул назад и за себя. Старик от неожиданности привстал из кресла и выпустил меч. Мягко роняя оружие на пол, То острым носком сандалии ударил врага в горло — снизу вверх по дуге. Хун Хсиучуан обмяк, как проткнутый костью рыбий плавательный пузырь.
Безопаснее всего было бы прикончить обидчика и уйти. Хуа То не мог так поступить. Слишком долго он готовился к этой встрече, чтобы позволить себе отомстить столь неизобретательно и безвкусно. Сильными ударами по мышцам монах обездвижил врагу руки и ноги. Быстро снял с себя веревку, служившую поясом, обернул вокруг горла старика, скрутил в жгут. Теперь он мог легким движением перекрыть дыхание вельможе и лишить его голоса.
Хун очнулся, попытался крикнуть. Монах крутанул веревку — из горла сановника раздался только слабый болезненный хрип.
Продышавшись, Хун сипло зашептал:
— Кто послал тебя?
— Духи загубленных тобой отца, матери и дедушки, — зловеще прошипел ему в лицо То. — Помнишь семью ханьлиня из Чжэнчжоу?
Черты вельможи исказились от страха.
— Есть закон Чжунго: за одно преступление дважды не наказывают. Даже удары, полученные во время допроса, засчитываются после исполнения приговора. Сын Неба уже покарал меня за мои прегрешения, я лишился поместий, долго пребывал у полей и рек, прозябаю в опале…
— «Прозябаешь» в своем дворце среди неги и роскоши! Каждый день пьешь вино, скандируешь стихи, любуешься цветами. От такой «кары» и я бы не отказался! Нет, я сделаю с тобой то же, что ты приказал сотворить с моим дедушкой. Жаль, что я не порадуюсь твоим крикам — на них сбегутся твои сторожевые псы. Посмотри внимательно на меня, слушай мой голос — это последнее, что ты видишь и слышишь, живой труп! Ты долго будешь гнить заживо, вряд ли у тебя хватит мужества уморить себя голодом, как это обещал сделать мой дедушка! Говори, он сделал это?
— Да… Пощади или просто убей меня, — взмолился Хун. — Пожалей мою старость, она тысячелетиями уважалась в Чжунго…
— А ты пожалел моих родных? Нет, убить человека — значит избавить его от боли. Так ты сказал моему дедушке, кажется?!
Торжествуя, монах сдавил веревкой горло вельможи, и тот опять потерял сознание. Хуа То выбрал из коллекции оружия небольшой кинжал…
То, что он проделал над беспомощно распростертым телом старика, не вызвало бы тошноту разве у палача. У монаха же пела душа, когда он думал, как долго будет мучиться его обидчик. В храме очень подробно изучали анатомию человека, чженьцзю — иглоукалывание, прижигания, массажи, применение лекарственных трав, хирургию. Мститель привлек все свое мастерство, чтобы изувечить врага, не лишив его жизни. Закончив, он отрезал полоску мяса с бедра Хуна и с удовольствием и радостью съел. [199]
Уложив окровавленный обрубок человека в кресло, Хуа То подошел к двери и позвал:
— Господин Цай Ю, его сиятельство требует вас к себе!
Едва секретарь зашел в комнату, монах ударом ребра ладони в основание черепа сломал ему шейные позвонки.
Теперь нужно уходить. Стоило бы забрать с собой богатства врага. Да вот жалость: ноша будет выглядеть подозрительно. Впрочем, оружия, которым был убит отец, То оставить не мог. Клинок имеет душу, как и человек. Мечи «тысячи буйволов» обладают волшебной силой. Однажды некий полководец при переправе утопил в реке два меча. Пролежав на дне несколько лет, они обратились в драконов и улетели на небо. Мыслимо ли дарить наследникам Хуна такое сокровище?!
Хуа завернул клинок в кусок ткани, отрезанный от халата Цай Ю. Зашел в приемную, закинул за спину свою котомку, надел на талию под одежду боевой бич. Завернутый меч понес в руке.
В переднем зале его встретил охранник Шэн. Монах не дал ему и рта раскрыть:
— Его сиятельство велел тебе быстро проводить меня до ворот. Затем ступай к нему в кабинет, он даст тебе поручение.
«…У меня останется мало времени на бегство, однако нельзя рисковать: Хун может истечь кровью, ему срочно нужен лекарь с грибом-дождевиком, останавливающим кровотечение, с бинтами и мазями».
— Что это ты тащишь с собой? — буркнул телохранитель.
199
Еще раз напоминаю читателям, что все обряды, обычаи и поступки персонажей имели прецеденты в действительности. Когда в первой четверти XVII века в Китае в результате дворцовых интриг четвертовали евнуха — временщика Лю Цзиня и на третий день выставили на обозрение его голову, все пострадавшие от фаворита наперебой покупали его мясо и ели. Были такие, которые отдавали за маленький кусочек один цянь, немалые по тем временам деньги.